Жозеф Артур де Гобино - Опыт о неравенстве человеческих рас. 1853г.(том1)

Итак, мы видим человечество, разделенное на две четко отличающиеся друг от друга и очень неравные части или, лучше сказать, на ряд категорий, подчиненных друг другу, где степень умственного развития обозначает уровень или ступень.

В этой обширной иерархической структуре есть два важных фактора, постоянно действующих на каждый ряд. Речь идет о следующих факторах — вечных причинах того движения, которое сближает расы и стремится их смешать: приблизительное сходство основных физических признаков и общая способность выражать ощущения и мысли голосовыми модуляциями.

Я слишком много говорил о первом из этих феноменов, который пытался заключить в его истинные границы.

Теперь следует обратиться ко второму и посмотреть, какие существуют отношения между этнической силой и богатством языка: иными словами, надо выяснить, принадлежат ли самые богатые языковые идиомы самым сильным расам, а в противном случае надо понять и объяснить эту аномалию.

Если бы полудикие народы, стоящие на самой низшей ступени этнической лестницы, отставшие как в мужском, так и в женском развитии человечества, несмотря на это сформировали для собственного пользования языки, глубокие в философском отношении, эстетически прекрасные и гибкие, отличающиеся богатством и точностью выражения, обилием разнообразных и благородных форм, пригодные для передачи всех высот и красот поэзии и четких мыслей, каких требуют политика и наука, тогда было бы очевидно, что эти народы обладают совершенно бесполезным даром — даром создавать и совершенствовать инструмент, ненужный и излишний для остальных их немощных способностей.

Тогда пришлось бы признать, что у природы есть свои пустые капризы, не имеющие цели, что некоторые загадки бытия ведут вовсе не к раскрытию непознанного, как это чаще всего случается, не к встрече с непознаваемым, но просто-напросто к абсурду.

На первый взгляд напрашивается именно такой досадный вывод, потому что, если рассматривать расы в их нынешнем состоянии, придется признать, что красота и совершенство языков далеко не всегда пропорциональны уровню цивилизованности. Если обратиться лишь к языкам современной Европы, мы увидим, что они вовсе не равноценны, и самые красивые и богатые не обязательно принадлежат самым развитым народам. А если сравнить эти языки с другими, распространенными в мире в различные эпохи, то становится ясно, что все они, без исключения, отстали в своем развитии.

Но еще более удивительно следующее: целые группы наций, оставшихся на более чем скромном культурном уровне, разговаривают на языках, значимость которых неоспорима. Таким образом, создается впечатление, что языки, состоящие из неравноценных элементов, распределены в человеческом обществе самым случайным образом: иногда жалкие бескультурные и жестокие создания рядятся в шелк и золото, а одежды из грубого сукна и пеньки носят в одухотворенных, ученых и мудрых обществах. К счастью, это всего лишь видимость, и как только мы становимся на позиции доктрины разнообразия рас и берем в помощницы историю, все становится на свои места — приведенные выше доказательства умственного неравенства человеческих типов получают лишнее подтверждение.

Первые филологи совершили двойную ошибку: во-первых, они предположили, по примеру воззрений унитаристов касательно идентичности происхождения всех групп человечества, что все языки сформировались по одному и тому же принципу; во-вторых, они приписали изобретение языка влиянию чисто материальных потребностей.

Что касается языков, никакого сомнения в том, что существует исключительное разнообразие способов их создания, быть не должно. И хотя классификации, предлагаемые филологией, еще можно уточнять и пересматривать, нельзя допустить даже на секунду, что алтайская, арийская и семитская группы происходят из источников, близких друг к другу. Во всех отношениях они отличаются между собой. В этих различных лингвистических окружениях лексикология имеет свои характерные формы. Различна и модуляция голоса: один народ для производства звуков пользуется главным образом губами, другой — сжатием горловых мышц, третий издает звуки через нос, и они идут как бы из верхней части головы. Композиция частей речи также совершенно различна — нюансы мысли объединяются или же разделяются; существуют, особенно во флективной структуре существительных и в глагольной системе, убедительнейшие доказательства различия в логике и чувствительности, которая имеет место между человеческими семействами. Так что же из этого следует? А то, что когда философ, пытаясь путем чисто абстрактных рассуждений понять происхождение языков, начинает с идеально сконструированного человека, с человека, лишенного особых расовых признаков, т. е. просто человека, он уже впадает в абсурд и продолжает и дальше рассуждать в том же духе. Нет идеального человека, человека вообще, и если я убежден в этом, то основываюсь прежде всего на языковых различиях. Я знаю человека, говорящего на финском языке, человека, говорящего на арийском языке, и другого, изъясняющегося на семитском наречии, но абсолютного человека я не знаю. Поэтому я категорически не приемлю теории о едином происхождении языкового творчества всех народов. В действительности истоков языков было несколько, как было — и есть — несколько форм мышления и чувствительности [34] Вильгельм фон Гумбольдт в одном из своих блестящих опусов прекрасно выразил суть этой истины. «Повсюду, — так пишет этот гениальный мыслитель, — ход времени соединяется в языках с про¬цессом формирования национальных особенностей, и то, что харак¬теризует наречия воинственных дикарей Америки и Северной Азии, не обязательно характерно для древних рас Индии и Греции. Невоз¬можно объяснить в виде совершенно одинакового и даже, в какой-то мере, естественного процесса развитие определенного языка при¬надлежащего одной нации, либо другого языка, на котором изъяс¬няются несколько народов» («Заметки о грамматических формах и о их влиянии на формирование мыслей»).

Согласно другой доктрине, не менее ложной, развитие языка происходит в силу необходимости. Тогда получается, что «мужские» расы должны говорить на более точном, богатом и развитом языке, нежели расы «женские»; кроме того, материальные потребности связаны с предметами, которые имеют отношение к чувствам и проявляются прежде всего в поступках, поэтому лексика должна была бы составлять главную часть языковой структуры.

Грамматический механизм и синтаксис никогда бы не могли выйти за пределы самых элементарных и простых комбинаций. Сцепления более или менее связанных звуков всегда достаточно, чтобы выразить какую-то потребность, а жесты, будучи простой формой комментирования, с успехом могут сделать понятным то, что остается неясным из слов — об этом хорошо известно китайцам. В таком случае в зачаточном состоянии осталась бы не только синтетическая структура языка, но язык лишился бы гармонии, категории числа и ритма. В самом деле, какое значение имеет мелодика речи там, где требуется получить не более чем положительный результат?