Сергей Верин - Дети Индиго: им улыбаются ангелы

– Ни Юрочка, ни Тамарочка мне так ни разу не приснились, не рассказали, как они там живут, – тяжело вздыхает Анна Ефимовна. – После всего пережитого у меня осталась единственная радость и надежда – Юленька. Как я надеялась, что хотя бы ее минует эта чаша! Но… Еще когда была жива Тамарочка, нефролог посоветовал обследовать и младшего ребенка. Мы послушались и выяснили, что она совершенно здорова. Я испытала огромное облегчение, но врач сказал, что, скорее всего, мы имеем дело с наследственной болезнью, которая должна рано или поздно проявиться и у третьего ребенка. Чтобы контролировать ситуацию, Юлю следует поставить на учет у детского нефролога в Киеве.

Подумав, я согласилась с врачом, и в декабре 1998 года мы отправились в Киев. Обследовав Юлю, профессор повторил слова областного нефролога. В данный момент у девочки нет признаков недуга, но это не значит, что он не проявится. Нужно хотя бы раз в полгода привозить ее на обследования в Киев и регулярно контролироваться в областной больнице.

В 2000 году, после очередного обследования в столице, профессор, позвав меня к себе в кабинет, сказал: «Несчастная ты женщина! И этот твой ребенок тяжело болен».

У Юленьки включился механизм самоуничтожения, началось самоотравление организма. Спасти ее может только трансплантация почки. Профессор сказал, что нужно срочно ехать в Германию. Но за обследование нужно было заплатить фантастическую для нас сумму – 7200 евро.

Депутат по нашему избирательному округу, выслушав меня, перевел на счет клиники деньги, помог с оформлением виз. Я очень благодарна ему за доброту и чуткость.

В Германию мы везли Юленьку лежачей. В Берлине специально за ней к поезду выехала «скорая помощь». В первый же день ей сделали анализы, «прокапали» донорскую кровь, ввели под кожу эритропоетин – живые эритроциты.

На следующее утро ребенок проснулся, чувствуя себя здоровым! Она так радовалась, что снова может ходить!

Немецкие специалисты подтвердили диагноз, поставленный Юле в Украине. Профессор Уве Кверфельд сказал, что ни родители, ни дедушки и бабушки в этом наследственном заболевании не виноваты, так как оно проявляется один раз на десять поколений. Ген «спит» веками, и никто не знает, что именно его «разбудило».

Юлю может спасти лишь пересадка почки. По словам Уве Кверфельда, подобные операция у них отлажены досконально. Процент успеха – высочайший. Единственное препятствие – дороговизна. Профессор утверждал, что чем быстрее мы сможем пересадить ребенку почку, тем лучше. Девочка сможет нормально подрастать, учиться, выйти замуж, родить здоровых детей. Она не является носителем этого гена, а это значит, что страшное проклятье не поразит ее потомков.

На четвертый день пребывания в клинике профессор Кверфельд сказал, что больше нет необходимости находиться у них. Лучше сэкономить деньги на операцию. Еще он сказал, что, если обойдется без осложнений, у нас есть максимум полгода.

Как только мы насобираем 50 тысяч марок, а именно столько стоит операция, и снова приедем в клинику, информация о Юле тут же будет внесена в Европейский банк данных об органах для трансплантации. Как только поступит совместимая почка, она ей будет пересажена.

Прошел год. Я снова встретился с Анной Ефимовной. Глаза женщины излучали радость вперемешку с тревогой и усталостью. Юля выглядела заметно посвежевшей, к ней вернулась былая подвижность.

– К кому я только не обращалась с просьбами помочь собрать огромные для нас деньги, – рассказывает Анна Ефимовна. – Пошла к председателю областной государственной администрации. Выслушав меня, губернатор распорядился начать сбор средств и взялся лично контролировать этот процесс. К сожалению, ничем, кроме глубочайшей благодарности, я ему отплатить не в состоянии.

Не знаю, что бы я делала без помощи добрых людей. Одни лишь школьные учителя собрали 19 тысяч евро. Сумма поистине огромна, если учесть мизерные зарплаты педагогов. Низкий им поклон. Также мы безмерно благодарны многим-многим школьникам, которые, проникшись нашей бедой, отдавали на спасение Юли свои сбережения, припасенные на лакомства, игрушки и другие важные для них вещи.

Пятьдесят тысяч евро мы всем миром наконец-то насобирали и тут же сообщили об этом в Германию. Спустя пять дней из клиники пришел счет, в котором была указана сумма, превышающая предыдущую на 16 тысяч 750 евро. Это стало шоком. Что делать дальше, где взять силы, чтобы собрать еще почти 17 тысяч евро, я не знала. Можете представить мое отчаяние. Начальник областного управления образования заверил меня, что сбор средств не прекращается. Не закрыт специальный счет и в банке. К счастью, средства понемногу, капля за каплей, продолжали поступать.

Тем временем мой ребенок угасал на глазах. Больные почки больше не очищали кровь. Вследствие отравления организма шлаками страдали остальные органы.

Одновременно перед нами возникла еще одна проблема, не менее трудная. Нужна донорская почка. Я испытала очередной шок, ведь найти здорового и, самое главное, совместимого донора в сжатые сроки крайне тяжело. Причем донор должен быть живой. Почка только что погибшего человека не подходила. Поэтому немецкие врачи посоветовали искать живого донора, желательно родственника. Естественно, я попросила взять мою почку, но первые же анализы крови отбросили эту идею. У нас с Юлей не совпадают показатели крови. У нее первая группа, а у меня третья, и разный биохимический состав.

Дома я поговорила с братьями и сестрами. Первой группы крови не оказалось ни у кого. Я снова была близка к отчаянию. Вдруг мой девятнадцатилетний племянник Иван говорит: «У меня первая группа, я здоровый, так что берите мою почку». Как оказалось, он втайне от всех сходил в манипуляционную и попросил медсестру сделать ему анализы. Но я не могла взять такой грех на душу, потому что Ваня такой же мой ребенок, как и Юля. Его матери, моей сестры, уже несколько лет нет в живых. Если бы с ним, не дай Бог, что-нибудь случилось, я бы этого не перенесла.

На следующий день Ваня приехал со своим отцом Гришей, Юлиным крестным, у которого тоже первая группа крови. Григорий сказал, что хочет стать донором. Ему пятьдесят шесть лет, но немцы говорили, что почку можно брать у человека в возрасте до 65 лет.

Мы тогда еще не знали, здоров ли Гриша. Перед обследованием в областной больнице у него спросили: «Вы осознаете всю серьезность шага – отдать собственную почку?» Гриша ответил: «Я же не ребенок. Да и сын в спину дышит. Мы не дадим Юле умереть». Обследование показало, что обе почки у него в полном порядке, отсутствие одной из них на здоровье не скажется.

К счастью, две почти неразрешимые проблемы – в сжатые сроки собрать огромную сумму денег и найти здорового совместимого донора – чудесным образом разрешились.