Фрэнсис Коллинз - Доказательство Бога

Таким образом, нет неразрешимого противоречия между чудесами и системой взглядов, согласно которой мир управляется законами природы и наука может служить средством его познания. Если принять, как это сделал я, что помимо природы может существовать что-то или кто-то еще, то нет причин, по которым этот кто-то не мог бы изредка вторгаться в естественный ход вещей. Но чудеса должны происходить в исключительных случаях – будь это не так, мир превратился бы в хаос. Как сказал Льюис, «Господь не сыплет чудес на природу, как перец из перечницы. Чудо – большая редкость. Оно встречается в нервных узлах истории – не политической и не общественной, а иной, духовной, которую людям и невозможно полностью знать. Пока ваша мысль от таких узлов далека, вам нечего ждать чуда».

Льюис подчеркивает, что настоящие чудеса не только очень редки, но и несут в себе важный смысл. Это не просто фокусы своенравного волшебника, рассчитанные на то, чтобы удивлять. Если Бог – воплощение всемогущества и добра, Он не может развлекаться подобным образом. Джон

Полкинхорн приводит следующий неотразимый довод в пользу данной точки зрения: «Чудеса следует интерпретировать не как божественные деяния, противоречащие законам природы (ибо эти законы сами воплощают волю Бога), а как более глубокие проявления сути отношений между Творцом и творением. Истинное чудо должно нести с собой знание, получить которое иным способом было бы невозможно».

Разумеется, скептики-материалисты, не желающие оставлять почвы для веры в сверхъестественное и не признающие в качестве доказательств ни Нравственный закон, ни присущее всем людям стремление к Богу, уверены, что нет никакой необходимости вообще рассматривать возможность чуда. С их точки зрения законы природы в состоянии объяснить любое, даже очень маловероятное событие.

Однако можно ли считать такую позицию достаточно обоснованной? В истории есть по крайней мере одно уникальное, практически невероятное событие, которое, по общему мнению ученых чуть ли не всех специальностей, не понято и никогда не будет понято, для которого абсолютно не годится объяснение с помощью законов природы. Следует ли назвать его чудом? Читайте дальше.

Более 200 лет назад великий философ Иммануил Кант написал: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее я размышляю о них, – это звездное небо надо мной и нравственный закон во мне». Практически во всех религиях, существовавших на протяжении истории человечества, присутствует стремление осмыслить происхождение Вселенной и механизмы, управляющие миропорядком, будь то культ бога Солнца, приписывание сакрального значения астрономическим явлениям, таким как затмения, или просто преклонение перед чудесами небес.

Было ли замечание Канта просто выражением чувств философа, незнакомого со многими достижениями современной науки, или гармония между наукой и религией в фундаментально важном вопросе о происхождении Вселенной действительно может быть достигнута?

Одно из препятствий к достижению такой гармонии – принципиально динамичный характер науки. Ученые все время выходят на новые арены, исследуют природу новыми методами, проникая в области, где многое непонятно. Столкнувшись с данными, говорящими о загадочном и необъяснимом явлении, они строят гипотезы о возможном механизме этого явления, затем проводят эксперименты для проверки своих предположений. Гипотезы, не получившие экспериментального подтверждения, – а такова судьба большинства из них – признаются ложными. Наука, таким образом, способна к развитию и к исправлению собственных ошибок: неверные выводы и гипотезы не в состоянии держаться долго, поскольку рано или поздно новые наблюдения разрушат такие построения. Иногда в течение длительного времени ученым удается свести большое количество наблюдений в стройную систему, поднимающую познание на новый уровень. Такая система, получившая самостоятельное описание, называется теорией – например, теория гравитации, теория относительности, теория микробной природы инфекционных заболеваний…

Одно из самых заветных желаний всякого ученого – потрясти основы своей области исследований. В ученых есть скрытая анархическая жилка, они надеются в один прекрасный день обнаружить какой-нибудь неожиданный факт, который полностью перевернет существующие на данный момент представления. Именно за это присуждаются Нобелевские премии. Поэтому ученые принципиально не могут вступить в заговор с целью поддержать какую-либо принятую теорию, имеющую серьезные изъяны. Те, кто выдвигает такие предположения, не понимают, в чем суть нашей профессии.

Исследования в области астрофизики великолепно иллюстрируют данный принцип. За последние 500 лет в этой сфере произошло несколько фундаментальных сдвигов, при каждом из которых подвергались серьезному пересмотру представления о природе материи и строении Вселенной. Нет сомнения, что в дальнейшем нам еще предстоит их пересматривать.

Ниспровержение старых теорий может отрицательно отражаться на попытках синтеза между наукой и верой – особенно если церковь солидаризируется с этими теориями и рассматривает их как важную часть мировоззрения. То, что сегодня было гармонией, назавтра становится разладом. В XVI-XVII вв. Коперник, Кеплер и Галилей (все трое – верующие христиане) убедительно показали, что движение планет может быть объяснено только в предположении, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Их выводы не во всем были верны (например, Галилей дал совершенно ошибочное объяснение приливам), и в научном сообществе многие поначалу сомневались в правоте новой теории, но в конечном итоге ее согласованность с фактами и точность предсказаний убедили даже наиболее скептически настроенных ученых. Католическая церковь, однако, выступала категорически против этих взглядов, заявляя, что они несовместимы со Священным писанием. В ретроспективе нам понятно, что основания для таких утверждений были в высшей степени шаткими; тем не менее противостояние длилось многие десятилетия и нанесло серьезный вред как науке, так и церкви.

Прошедшее столетие ознаменовалось беспрецедентным пересмотром наших представлений о Вселенной в целом ряде аспектов. Принадлежащая Эйнштейну знаменитая формула Е=mс2(где Е– энергия, m– масса, а c– скорость света) связала материю и энергию, ранее считавшиеся в корне различными сущностями, сделала их взаимозаменяемыми. Полной неожиданностью и шоком для многих физиков, получивших подготовку в рамках классических теорий, стало явление дуализма волны и частицы, т. е. наличие у материи одновременно тех и других свойств, что было продемонстрировано для светового излучения и для таких частиц, как электроны. Весьма разрушительным и для науки, и для теологии оказался принцип неопределенности Гейзенберга, лежащий в основе квантовой механики и гласящий, что мы можем определить либо положение, либо импульс частицы, но не то и другое одновременно. И, пожалуй, самому радикальному изменению подверглись за прошедшие семьдесят пять лет наши взгляды на происхождение Вселенной.