Владимир Ажажа - Иная жизнь

— Устраивайтесь поудобнее, — пригласил он, — расслабьтесь.

Галина Васильевна прикрыла глаза и начала говорить — медленнее, чем обычно, отчетливее.

— … Среди ночи я несколько раз просыпаюсь от того, что передо мной возникают разные картинки. Розовые, фиолетовые, серые, как облака, тени, геометрические фигуры и формулы, лица — неприятные, пейзажи, иногда очень четко — портреты людей, всегда незнакомых, однажды появился парень в буденовке без звезды, восточного типа мужчины в галстуках, молодой Ленин, почему-то с разбитым лицом. Картины усложняются. Я вижу себя мчащейся в автомобиле по длинному туннелю. Или поднимающейся в небо… Я открываю глаза — картина пропадает.

— Но вы спите. Это сон.

— Нет, едва я закрываю глаза — еще не сплю, только устраиваюсь поудобнее картины уже возникают. В последнее время они появляются в ванной, стоит на секунду под душем прикрыть глаза. Даже на улице — иду и вижу цветные пятна на снегу.

— Сейчас у вас глаза закрыты. Вы что-нибудь видите?

— Нет. Сейчас нет. Это не от меня зависит. А дома я постоянно в боевой готовности: открыть глаза и прекратить все это.

У меня появилось чувство, что у себя в квартире я не одна, это мне мешает.

— А если вы не дома? В доме отдыха, заночевали в гостях?

— Все равно. Я была в заводском профилактории, гостила у сестры — то же самое. А однажды я проснулась от боли — меня ущипнули резко, где-то внутри. Я дернулась, открыла глаза и заметила руку, большую, белую, до локтя. Но она тут же исчезла. Недели две назад снова проснулась от боли в нижней части живота. Что-то присосалось ко мне, что-то черно-серое, бесформенное, мягкое, как тряпка. Я стала отрывать — с трудом оторвала. Это было ночью в 3. 45. У меня появилась привычка смотреть на часы. А утром у меня болел палец и на животе остался след, капелька засохшей крови, как от комариного укуса.

— Вам страшно?

— Стало страшно, после того как два раза чувствовала, что мне сверлят голову. Вот здесь, справа. Нет, следов не осталось. Но почему-то слева на том же уровне выпали волосы, сейчас уже это место зарастает. Когда сверлили, было страшно, я не могла открыть глаза и прекратить. Лежала, как чурбан. На меня это не похоже — бездействие в экстремальной ситуации. Я помню, что у меня лились слезы ручьем, как вода, особенно из правого глаза…

И сейчас, рассказывая, Галина Васильевна заплакала.

— … Утром я пришла на работу и спрашиваю у женщин: «Вы ничего не замечаете, что со мной?» — «Ничего», — говорят. А я им объясняю и плачу… Зачем все это, почему они делают со мной, что хотят…

— Они? Спросите у них.

— Но я их не вижу и не хочу спрашивать, не хочу контактировать. Я только чувствую, что устала, сколько же можно жить в таком состоянии. Кончится это когда-нибудь…

Борис Львович прекратил сеанс. И стал объяснять уже пришедшей в себя Галине Васильевне:

— Это может кончиться так же неожиданно, как и началось. Вы сопротивляетесь, у вас сильная воля и здоровая психика. Могу вас утешить: бывает хуже, я наблюдал очень тяжкие случаи. В чем причина того, что с вами происходит, я не могу сказать. В правой части мозга, примерно там, где вы показываете, что вам сверлили голову, находятся зрительные центры. С помощью рентгена или специальных электронных тестов, конечно, можно было бы проверить, нет ли там каких-либо нарушений… Но я предлагаю другое. Ваш случай, к сожалению, довольно типичный. Людей, которые страдают от непонятных вмешательств в их состояние, испытывают душевный дискомфорт, становится слишком много. Я попробую собрать группу из нескольких человек, поработать со всеми вместе. У каждого есть свои приемы защиты. Может быть, чужой опыт поможет всем…

Галина Васильевна ушла, кажется, слегка успокоенная: она не сходит с ума, жизнь продолжается. А мы с Борисом Львовичем поговорили еще несколько минут. Мне не хотелось вдаваться в анализ причин того, о чем довелось услышать. Это снова вернуло бы на круги своя: реальность, галлюцинации, реальность галлюцинаций и главное — источник галлюцинаций. Вопросы, на которые нет пока ответов, подтверждаемых, как привыкли мы, воспитанные на том, что реально только нечто материальное, хотя бы кусочком этой самой материи.

Я спросила о том, почему в большинстве случаев страдают в подобных ситуациях женщины. Это психолог объяснил четко. Женщины легче делятся своими тревогами с подругами, с врачом. Представьте себе мужика, который утром, придя на работу, спрашивает у сослуживцев: «Ребята, я как — в порядке, крыша на месте?» Ясно, что ему ответят. И еще женщинам более свойственно подпадать под жесткий психологический контроль. Контроль — чей? Мы не стали сбиваться на эту тему. Борис Львович Ланда сказал только, что на своем опыте убедился: описания происходящего у его пациенток бывают разные, но ощущения стандартны и развиваются по одному сценарию — любопытство, страх, чувство полной беззащитности перед насилием.

Через три месяца со времени предыдущей встречи с Борисом Ландой он приехал снова. И в этот раз мы начали беседу с той точки, на которой остановились в «Зеленой комнате». Борис Львович сказал, что продолжил работу с Ниной, той, что плакала, вспоминая о боли, которую перенесла во время операции, проделанной с нею пришельцами…

На этот раз ей удалось вспомнить более страшные вещи, чем операция на ноге. Правда, отрывочно, как-то с середины. Начала и конца эпизода она не знает.

И это, кстати, очень типично. Я думаю, дело в том, что вначале человеком, подвергшимся непрошенному воздействию, овладевает жуткий страх, невыносимый ужас. Это чувство настолько сильно, что если его не подавить — не заблокировать память, то человек просто погибнет.

— Но что же происходит с людьми, чьи воспоминания вы вытаскиваете из глубин подсознания?

— После того, как я выслушал и зафиксировал на пленке десятки историй, развивающихся по одному и тому же сценарию, могу утверждать: ведется гигантский эксперимент по выведению гибридов. Для этого у людей берутся яйцеклетки и сперма. Оплодотворенная яйцеклетка внедряется в матку женщины, у которой была взята, и какое-то время развивается, как ей положено. Затем зародыш вынимают. Проходит время, и женщину приглашают обнять этого ребенка. Если она не хочет, противится, ей внушают: «Это важно!» — берут ее за руки и обвивают детское тельце. Это стандартная процедура. Через нее прошла и Нина.