Владимир Щербаков - Встречи с Богоматерью

- Никто.

- Кто-нибудь собирался это сделать?

- Нет, не собирался.

- А сколько раз переизданы самые легкомысленные вариации на эту тему?

- Не сосчитать.

- Для кого же ты собираешься писать?

- Для людей.

- Они почти лишены способности мыслить. Твой вывод?

- Мой.

- Ну и?..

- Значит, не только писать, но и находить дорогу к людям...

- Помешает интеллект. Тебя никто не примет.

- Нет, нет, ты ошибаешься. Интеллект - это не только решение в уме дифференциальных уравнений и не только интуиция Водолея. Это еще твое другое "я". И весь диапазон его проявлений.

- Весь диапазон проявлений на ближайшие годы будет заключен в количестве ценных бумаг, попадающих в чужие руки. И за счет тебя в том числе. Другого диапазона не предвидится.

- Ты пессимист.

- А оптимисты - это те, кто с надеждой ждет конца света. Или, может быть, тебя утешает изречение о птицах, имеющих пропитание?

- Прекрати. Ты разговариваешь со мной на этом языке... на котором все упрощено до предела. Язык для слепых, которые воспринимают лишь цифры.

- Даже у них теперь заметные преимущества перед тобой. Они по крайней мере могут распоряжаться своей жизнью, могут получать пенсию, могут заниматься только цифрами, показывая чудеса устного счета на эстраде. Чего ты при прочих равных условиях делать не будешь. Как ты прокомментируешь это положение?

- Оставлю без комментариев. Ты уже сейчас хочешь загнать меня в угол. Пока рано. Я еще очень силен.

- И способен это доказать?

- Если возникнет необходимость.

- Но ты не сможешь даже воспользоваться оружием. Так?

- Отчего же? Если я буду защищать моих богов, или близких, или даже себя... то это не исключено. Я свободен.

- А как же евангельские заповеди?

- Я их принимаю. Но понимаю теперь шире.

- Как это можно пояснить?

- Мне не хотелось бы это прояснять в отношении себя. Ведь тогда я действительно дам оружие в руки моих возможных врагов. Причем самое действенное. Мир сложен. Он сложнее евангельского. Я знаю это. Я выстою.

- Уверен?

- Уверен. Точнее: почти уверен.

- Ах, какая осторожная уверенность!

- Ты пользуешься своими родственными связями.

- Вот как! Но ты же принял жанр автоинтервью, возражений не было. Изволь отвечать.

- Я знаю тебя. Будешь спрашивать до бесконечности. И еще постараешься загнать в угол. Чтобы потом милостиво отпустить с миром.

- Это не самая плохая черта.

- Конечно. Но пора. Пора! Не будем терять времени. До конца Эры Водолея не так уж далеко, поверь. А что случится в первые ее годы, ты скоро увидишь.

Воспоминание

Хочу завершить эту часть воспоминанием об удивительном человеке. Он явился в первый раз лет семь назад. Стал рассказывать мне о статье Энгельса, в которой тот обрушился на безбожников. Я не читал.

- Пойдемте, я покажу вам эту статью.

Мы пришли в библиотеку, он нашел нужный том сочинений классиков марксизма и показал мне текст. Я вспомнил, что Энгельс воспитывался в духе веры. Потом изменил этим идеалам, его кругозор сузился до пределов трех измерений, где первенствует наше же бытие, вполне животное, судя по "Капиталу", а также "Государству и революции".

Не раз наблюдал я потом, какие глаза делали современные философы, если я говорил о воинствующей вере Энгельса в бога. Когда им становилось неловко и нужно было признаваться в том, что они не читали этого произведения, с удивительной диалектичностью эти философы заявляли вдруг, что классик пародировал верующих и саму веру.

Но я - о том человеке, не назвавшем своего имени... У него незаурядная внешность. Он бедно, но чисто одет, лицо светлое, и глаза его светлы. И он вправду беден. Тогда он говорил мне, что на каждого члена его семьи приходится всего пятьдесят рублей (даже тогда это было немного). Лицо одухотворенное. Он даже и не просто верил - он знал. Удивительно это подействовало на меня. Я воскликнул:

- Помолитесь за меня!

И потом он появился лет через пять. Он был таким же. Мы пили кофе. Я сказал наугад:

- А вы, наверное, не выполнили свое обещание.

- Нет, выполнил, - ответил он. - Я молился за вас.

Я так и не узнал его имени. Эти встречи поразили меня.

Мой двойник

Это случилось в конце марта, в тот год, когда я думал о женщине из другого города и которую в первой книге встреч с Богоматерью называл Ксенией и Кармен. Отзвуки истории этой любви остались и в этой, второй, книге. Я несколько раз захаживал к одной знакомой, сорокалетней статной женщине с сильным взглядом красивых карих глаз. Что я искал? Возможно, утешения. Она великолепно гадает на картах и на пепле. Я чувствовал это. И вот она раскладывала пасьянс для меня, отвечая на мои вопросы. А они были довольно однообразны - о Ксении (Кармен).

Мы обычно садились за кухонным, очень приличным столом. Однажды после кофе с коньяком эта очень привлекательная женщина подняла свою правую ногу, расположив ее вдоль всего стола, и спросила у меня и подруги:

- Ну как?

- Станкоимпорт! - ответил я (она работает в "Станкоимпорте").

- Ты даешь! - сказала подруга.

- Нет, - ответил я подруге.

В присутствии той же подруги она гадала так: сожгла смятую бумагу на тарелке, потом поворачивала тарелку и по тени от пепла рассказывала (помню дословно).

- Первый период твоей жизни совсем неблагоприятный, но ты многого успеваешь добиться. Второй период (она повернула тарелку с пеплом на некоторый угол) будет сплошным обманом. Третий тоже. Но в четвертом периоде твоей жизни ты скажешь: жизнь прожита не зря!

Я видел, как от боковой лампы ложились на стену эти четыре тени. То были знаки моей жизни. В первый период - всегда идеализирую его - я учился и одновременно работал слесарем четвертого разряда в одном из московских институтов: учился на дневном факультете, а работал вечерами. Мне был двадцать один год, а у меня было двое детей. И я довольно успешно закончил радиофакультет, потом двухгодичный философский факультет, поступил в аспирантуру, и моим научным руководителем был академик (тогда еще член-корреспондент) Юрий Борисович Кобзарев. Позднее мы с ним совместно выступили в прессе по поводу эффекта кожного зрения (назвав это эффектом Розы Кулешовой). Второй период это вторая женитьба, и снова жизнь врозь. Потом я узнал, что гороскопы нередко обещают это рожденным под знаком Водолея. Второй период - это еще и неудачи с изданиями моих рассказов и повестей и остальное, о чем не рассказать сразу. Третий период - это Ксения, история, которую читатель в сжатом виде уже знает. И многое другое, разумеется. Все точно было в гадании.

И карты в ее руках словно оживали. Они были вещими. Они подготовили меня к восприятию тех горестей, которые ждали меня в моей любви. Подготовили отчасти.