Владимир Авдеев - Русская расовая теория до 1917 года. Том 1

Из числа прочих нравственных качеств низших рас надо упомянуть об их осторожности, недоверии, подозрительности и скрытности. Все эти свойства, конечно, отнюдь не свидетельствуют об их высоте, так как известно, что животные, плохо защищенные в борьбе за существование, как например, зайцы или овцы, наделены этими свойствами в высшей степени и без них погибли бы в борьбе за существование.

Очень близко к осторожности стоят еще два порока низших рас: трусость и робость. Вот для примера рассказ, ярко рисующий эти два порока у лопарей. Раз, один русский чиновник, объезжавший лопарские погосты по делам службы, в досаде на одного лопаря за то, что тот нечаянно опрокинул чайник, потаскал его за волосы. Лопарь ударился в слезы, а за ним и вся его семья. Перепуганный бедняк долго не мог успокоиться, воображая, что он совершил страшное преступление и, уже наказанный не в меру за свою неловкость, спрашивал сквозь слезы, что ему за то будет. Своих ближайших властей лопари боятся чуть ли не более высших, они сами говорят, что для них рассыльный — бог. И о вотяках: «Одна из выдающихся черт в характере вотяков, — говорит гр. Верещагин, — необыкновенная робость. Замахнись на здешнего вотяка, ради шутки русский, и вотяк в момент встанет в тупик и чуть не задрожит».

Замечательно, что некоторые из низших рас робкие от природы, но унаследовавшие от своих отдаленных предков обычай войны и грабежа, проделывают все это, но в очень курьезном виде. По описанию миссионеров и путешественников, война между такими дикарями ведется только для того, чтобы обманывать друг друга. Сражаются они легким оружием и очень неохотно, единственно для изображения стыда вернуться домой ни с чем. Для решения победы достаточно бывает двух-трех убитых или раненых и сражение кончается. Страх одолевает этими людьми при виде крови, они, так сказать, боятся обагрить ею поле сражения, а потому тотчас же разбегаются в разные стороны, после чего наступают переговоры. Подобные же трусливые народы, занимаясь грабежом, стараются прежде всего напасть на людей таких же трусливых как они сами, проделывают это воровски, внезапно, врасплох, но при малейшем отпоре обращаются в бегство, бросая все, что могло бы их задержать.

Некоторые из низших рас кроме трусости обнаруживают рабское подобострастие к тем, кто сурово обращается с ними и презирают тех, кто обращается с ними мягко. Они лишены всякой независимости и не только не избегают рабства, но ищут его. Раболепное почтение к высшим и страх — у них самые сильные чувства.

Дамары, по словам Дальтона, «добиваются попасть в рабство» и «следуют за господином, как болонка». Подобные явления встречаются и у других южных африканцев. Один из них говорил европейцу: «Какой же вы господин; я у вас был два года и вы меня ни разу не побили?».

Стадность обнаруживается между прочим и в страхе низших рас перед общественным мнением своего села или племени, перед неудовольствием или насмешками товарищей. Этот страх так силен, что вполне управляет поведением человека и заставляет его неукоснительно следовать предписаниям местных обычаев, как бы они ни были бессмысленны или жестоки.

Из числа пороков, в которых упрекают низшие расы, на первом месте должна быть поставлена ложь, которая местами возводится в добродетель. Человек, способный лгать так, что ему верят, считается человеком ловким и пользуется всеобщим уважением. Затем в числе пороков указываются: лицемерие, непостоянство, неверность данному слову, обман, хитрость, алчность, беспечность, лень и склонность к праздности.

Сходство низших рас с животными травоядными обнаруживается между прочим в том, что они крепко привязаны к известному уголку земли. Дикарь, по словам Дарвина, так же восприимчив к значительным климатическим и другим изменениям, как его ближайшие родичи человекообразные обезьяны, которые, будучи увезены со своей родины, как известно, никогда долго не выживали. «Удивительное дело, — говорит один путешественник, — как мало дикий человек удаляется от своего места рождения. Я знал черных, которые хотя уродились в расстоянии 3 немецких миль от берега моря, никогда его не видали».

Все собранные здесь наблюдения над характером дикарей и людей нецивилизованных не составляют какой-либо новости, они хорошо известны людям науки, и многие из этих последних пришли даже к очень печальным выводам относительно положения дикарей в человеческом обществе и их будущности.

Нельзя, говорит Дарвин, назвать ничтожной разницу в умственном развитии варвара, который, по описанию мореплавателя Байрона, бросил своего ребенка о скалу за то, что тот уронил корзинку с морскими ежами, и таких людей, как Говард или Кларксон; или разницу в умственных способностях между дикарем, не употребляющим никаких отвлеченных выражений, и Ньютоном и Шекспиром.

«У этих племен, — говорит Герберт Спенсер, — мысли, ограниченные в своем течении узкими, прочно установленными путями, не имеют той свободы, которая требуется для вступления в новые комбинации и для порождения таким образом новых способов действия и новых форм промышленности. Первобытным людям не следует приписывать даже той изобретательности, на которую, по-видимому, указывают их простые орудия».

По утверждению Нота и Глиддона, готтентоты и особенно бушмены нравственно и физически только немного отличаются от орангутанга и не дальше от него, чем европеец от них самих. Африка южнее 10 градуса обитаема только людьми, ум которых темен, как их кожа, и строение их черепа делает утопической мечтой всякую надежду на их будущее улучшение.

Вайтц, описывая характер дикарей, заключает: «следовательно, мнение некоторых ученых, что умственная жизнь низших рас стоит не выше обезьян, а сердечная не выше жизни хищного животного, до некоторой степени справедливо».

«Я считаю, — говорит он, — поэтическим заблуждением приписывать первобытному человеку стремление, непреодолимое страстное стремление к моральному и интеллектуальному развитию. Напротив, вследствие ли лени или силы привычки, он предпочитает оставаться в своем прежнем состоянии; он вряд ли решится по собственному почину, без внешнего принуждения, взяться за тяжелую работу цивилизации. Ведь точно так же низшие классы общества, предоставленные самим себе, не предпринимают ничего подобного, пока им живется хотя бы сколько-нибудь сносно в материальном отношении, и это несмотря на то, что они постоянно имеют перед глазами примеры высшего развития. Не будь это так, оставался бы совершенно непонятным чрезвычайно медленный ход прогресса в человечестве, взятом во всем его целом».