Владимир Авдеев - Русская расовая теория до 1917 года. Том 2

Значительная волосатость была наблюдаема также у некоторых идиотов, но вообще нельзя сказать, чтобы идиоты отличались, по преимуществу, расположением к так называемым животным аномалиям. Правда, один вид идиотизма, микроцефалия, связан с необыкновенно малым развитием мозга и черепа, но в других отношениях микроцефалы не представляют заметных уклонений от общей нормы в строении тела. С другой стороны, человек может представлять многие и даже довольно значительные аномалии и, тем не менее, оставаться вполне человеком как в отношении физических, так и психических признаков. Тем не менее, нельзя отрицать, как это и разделяется более или менее всеми, что между физическим и психическим развитием существует известное соотношение, и что как второе отражается несколько на первом, так и в особенности первое оказывает влияние на второе. Низшие расы, представляющие уклонения от белой в строении черепа, мозга, цвете кожи и т. д., отличаются также и в степени развития своей психической природы. Известные повреждения или недоразвития мозга неизбежно отражаются и на психических функциях. Вес мозга и вместимость черепа, при равных других условиях, стоят в соответствии с развитием умственных способностей. Существование такого соотношения, вообще, несомненно, но ближайшее определение его степени и подробностей принадлежит еще будущему. Здесь важно определить пределы индивидуальных колебаний и затем особенно изучить эту связь в применении к весьма низким и к весьма высоким ступеням психического развития, то есть, с одной стороны, к идиотам, с другой — к людям, выдающимся и гениальным. По первой категории имеется уже порядочно наблюдений, но по второй гораздо менее, и, притом, не всегда достаточно аутентичных и обстоятельных. В последние годы материал, впрочем, стал накопляться, и мы имеем теперь не только результаты взвешивания многих мозгов, но и несколько обстоятельных описаний их (и черепов), принадлежавших выдающимся людям. Укажем, например, на изучение черепов Рафаэля, Петрарки, Канта, Шиллера, мозгов — Гаусса, некоторых французских писателей и т. д. Покуда, конечно, имеющихся данных слишком недостаточно, но, по мере накопления их, они могут повести к интересным обобщениям.

В последнее время было обращено также внимание на изучение физического склада преступников. Изучение это явилось результатом взгляда, основанного отчасти на наблюдениях, что преступники не всегда делаются таковыми, а иногда уже унаследывают порочные наклонности, и что у преступников известных категорий существуют некоторые общие признаки, и притом не только в психическом складе, но и в особенностях физической организации. Под влиянием этой идеи стали изучать черепа, мозги, физиономию преступников, развитие частей их тела, их чувствительность, физиологические отправления, старались определить их особенности, типы, вариации и т. д., одним словом подвергли преступников такому же естественноисторическому изучению, как какую-нибудь группу органических видов. Наиболее материала в этом направлении было собрано известным психиатром Ломброзо, сочинение которого «Uomo delinquente» выдержало в сравнительно короткое время три издания. Последнее из них представляет толстый том в 600 страниц и разделяется на три части. Первая посвящена эмбриологии преступления, причем автор рассматривает проявление преступности у животных и у дикарей, и факты нравственного вырождения и преступления — у детей. Вторая глава озаглавлена: «Патологическая анатомия и антропометрия преступления»; в ней приведены результаты изучения 350 черепов преступников, наблюдения над развитием их мозга и других органов, выводы из измерений тела у 3839 преступников, наблюдения над их физиономией и установление различных типов ее. Третья глава носит название: «Биология и психология урожденного преступника»; в ней автор говорит о татуировке преступников, о развитии у них чувствительности — общей и частной, о самоубийствах, привязанностях и страстях их, о рецидиве и о нравственности преступников, о религиозности у них, об их умственном развитии, жаргонах, литературе, ассоциациях, неудержимой наклонности к преступлению и т. д.

В результате этих исследований Ломброзо пришел к заключению, что класс преступников отличается своеобразными антропологическими особенностями, что преступники могут быть уподоблены отчасти душевнобольным, отчасти — грубым дикарям, что они выказывают многие признаки в физической организации и психическом складе, сближающие их с только что указанными категориями. По своей физической организации преступники отличаются малой вместимостью черепа, покатым назад лбом, сильным развитием надбровных дуг, большими челюстями и скулами, малой чувствительностью к боли; в психическом отношении их характеризует нравственная нечувствительность, отсутствие угрызений совести, непредусмотрительность, неустойчивость страстей, усиленное развитие чувства собственной личности, склонность к каннибализму и к кровожадной жестокости и т. д. Во всех этих особенностях Ломброзо видит проявление возврата к прежнему низшему типу — атавизм; животные инстинкты, ослабленные в человеке воспитанием, средой, страхом наказания, в этих случаях снова воскресают и пробиваются наружу. «Преступники, — говорит Пейк в своей «History of crime in England», — суть дикари, живущие в нашей среде и сохранившие или, правильнее, унаследовавшие дикие склонности в то время, когда громадное большинство обитателей той же страны усвоило уже новые уроки жизни».

Исследования, начатые Ломброзо, продолжались Лакассаном, Флешем, Тен-Кате и Павловским, Дордье, Мануврье, Бенедиктом, Эгером, Ферри и др. В результате их оказалось, что у преступников, действительно, часто встречаются многие анатомические, физиологические и психологические особенности, но, во-первых, не всегда, так как встречаются и такие преступники, которых череп, физиономия, мозг не представляют никаких заметных отличий от нормы, а, во-вторых, многие особенности, замечаемые у преступников, попадаются нередко и у людей честных или, по крайней мере, не опороченных. Впрочем, оно так и должно быть, если мы примем во внимание, что роды преступлений весьма разнообразны, и что признак преступности, как чего-то обособленного, далеко не может быть признан вполне устойчивым. «Не было и нет преступления, — замечает Пейк, — помимо тех действий, которые закон объявляет преступными и за которые он назначает наказание», и «нет действия, — продолжает он далее, — которое не могло бы стать преступным, если господствующая в той или другой стране власть издает закон, чтобы его наказывать». С другой стороны, нельзя не согласиться с г. Дрилем (см. его Малолетние преступники. М., 1884 г., стр.168), что преступная часть общества вовсе не может считаться состоящей из одних нормальных людей. «Напротив, низшие классы общества, разъедаемые крайней бедностью, и высшие, часто поражаемые всеми излишествами роскоши и расслабляющего образа жизни, заключают в себе не мало вырождающихся личностей в различных степенях вырождения и со всеми физическими и нравственными признаками последнего. Множество таких личностей никогда не попадает в число преступников, а некоторые из них, — как указывает доктор Морель, и, вероятно, собственный опыт каждого, — выполняют еще важные общественные функции. Тщательное исследование разновидностей, даваемых пауперизмом, который, по мнению д-ра Тука, представляет собой состояние, худшее всякого состояния дикости, вероятно, показало бы, что и значительная доля непреступной части общества по своим физическим и психическим особенностям вполне походят под особенности преступников, указанные Ломброзо». Заслуживает внимание еще и другое замечание г. Дриля, что нужно быть осторожным с применением к преступности теории атавизма и подведением ее под понятие болезни. Несомненно, что между преступниками есть душевнобольные различных форм, но они составляют особую группу душевнобольных преступников; остальные же сюда не подходят. Что же касается атавизма, то следует принять в соображение, что особенности низших рас — суть результат их низшего развития, тогда как особенности преступников могут представлять результат влияния таких факторов как алкоголь, рафинированный половой разврат, крайняя скученность и бедность и т. д.