Роберт Пири - Северный полюс

К тому времени, когда их заспанные, не гнущиеся со сна фигуры вышли из палаток — они заснули всего лишь час назад, — подоспели на санях и мои спутники эскимосы. Как теперь вижу выпученные глаза моих помощников, особенно Борупа, когда они увидели сани, полные косматых шкур. На передних санях красовалась великолепная шкура белого медведя, за ней следовала оленья шкура с украшенной ветвистыми рогами головой и множество голов мускусных быков, которые мои помощники просто не могли сосчитать.

— Вот так так! — воскликнул Боруп, придя в себя от изумления.

Для длительной беседы не было времени: я хотел в тот же день поспеть на корабль. Поэтому, кратко переговорив со своими людьми, я двинулся дальше, оставив их отсыпаться в палатках. Когда мы достигли места стоянки «Рузвельта», уже давно стемнело. Мы отсутствовали семь ночей, покрыли расстояние более чем в 200 миль, исследовали залив Маркем, положили его контуры на карту и между делом добыли великолепные экземпляры трех видов крупных животных арктических областей, пополнив наши зимние запасы продовольствия несколькими тысячами фунтов свежего мяса. С чувством полного удовлетворения я принял в своей каюте горячую ванну и заснул долгим освежающим сном.

Перевозка грузов и припасов продолжалась в течение всего октября. Капитан совершил две полных поездки от корабля к мысу Колумбия и постоянно сновал туда и обратно по всему маршруту. За это время он добыл четырех мускусных быков.

Макмиллан оправился от гриппа, и 14 октября я послал его с двумя эскимосами на двух санях с двадцатью собаками произвести съемку залива Маркем и поохотиться на оленей и мускусных быков. Он добыл пять мускусных быков. В конце месяца доктор Гудсел также заболел гриппом, приковавшим его к постели на две недели. Небольшие отряды постоянно выезжали в окрестности на охоту, и за всю осень едва ли был день, когда всех участников экспедиции можно было застать на корабле.

С момента прибытия «Рузвельта» к мысу Шеридан в начале сентября и вплоть до нашего выхода с суши к полюсу 1 марта все члены экспедиции почти без перерывов готовились к финальному санному маршу весной, причем немалая часть этой подготовки носила воспитательный характер. Иначе говоря, я хотел приучить новичков к тяготам длительных переходов по пересеченной местности в мороз, метель и ветер. Они должны были научиться сами заботиться о себе в трудных условиях, оберегать себя от постоянной опасности обморозиться, с наибольшим удобством использовать меховую одежду, обращаться с собаками и руководить своими помощниками эскимосами таким образом, чтобы получить от них максимальную отдачу.

Вот запись в дневнике доктора Гудсела, настолько показательная для основных тягот санного перехода в Арктике, что стоит привести ее здесь.

«Много времени затратил на то, — пишет доктор Гудсел, — чтобы высушить чулки и сапоги. Крайне трудно высушить чулки из-за холода и необходимости экономить топливо. Обувь следует сбрасывать, как только она чуть пропитается влагой. В сухой обуви, при соблюдении обычных мер предосторожности, опасность отморозить ноги невелика. Если же ходить в мокрой обуви, то такая опасность постоянно существует. Керосинки с 3-дюймовой горелкой едва достаточно для того, чтобы просушить рукавицы, которых носится две пары — наружная, из шкуры белого медведя, и внутренняя, из оленьей кожи».

А вот другая запись, иллюстрирующая опасность иного рода.

«С Токсингва и Високаси случился припадок из-за недостатка кислорода и обилия алкогольных паров, пока Макмиллан готовил чай. Високаси лег на спину, словно заснул. Токсингва дергался, словно стараясь высвободить руку из рукава своей куртки, и в конце концов тоже лег на спину. Макмиллан понял, в чем дело, и проветрил иглу. Через 15–20 минут эскимосы пришли в себя. Командир в одну из своих экспедиций также наблюдал нечто подобное: он увидел, что его эскимосы ведут себя как-то странно, и быстро пробил ногой отверстие в стенке иглу».

При санном походе по замерзшему полярному морю постоянно существует и другая опасность, а именно: провалиться сквозь тонкий лед. Я думаю, нет нужды распространяться о том, насколько она серьезна: именно такого рода несчастный случай стоил жизни профессору Марвину. А если даже человек, с которым случилось такое несчастье, сможет выбраться из воды, он несомненно очень быстро замерзнет на льду. Вымокший в воде человек быстро замерзает при температуре между 20° и 60° ниже нуля [74].

«Только что переобулся в сухие сапоги, — пишет доктор. — Переходя полынью, затянутую тонким льдом с трещиной посередине, по колено провалился в воду левой ногой. К счастью, правой ногой я стоял на твердом льду. Я метнулся вперед, упал левым коленом на кромку твердого льда и вытащил ногу из воды. При переходе через другую полынью лед подо мной надломился, и я отпрыгнул, лишь по лодыжку замочив правую ногу. Не понимаю, каким образом не попал в воду всем телом. Провались я в воду хотя бы по пояс, я оказался бы в весьма серьезном положении, так как до саней было довольно далеко, а температура была 47° ниже нуля [75]. При отсутствии иглу и невозможности тотчас переодеться в сухую одежду купанье при такой температуре несомненно кончилось бы весьма прискорбно».

Жизнь в Арктике сурова, но все же есть в ней непреодолимое очарование, и временами наступают моменты созерцания, подобные тому, который доктор испытал 25 февраля на стоянке в пути от «Рузвельта» к мысу Колумбия. Вот что он пишет:

«Приближаясь к мысу Гуд, я то и дело невольно останавливался полюбоваться ландшафтом. Позади виднелись мыс Хекла и полуостров Парри. Впереди манили к себе пики-близнецы мыса Колумбия — второго отправного пункта похода командира к полюсу. По мере того как мы продвигались на север, за сравнительно гладкой ледниковой кромкой вырисовывались поля и вершины торосистых льдов, от которых нам изрядно достанется в будущем. Южный горизонт был ограничен острыми, неровными, зубчатыми горными грядами, простиравшимися большей частью параллельно берегу. У нас каждый день был великолепный рассвет, длящийся несколько часов. Параллельные хребты зубчатых гор излучают золотистый блеск. Отдельные пики отражают свет солнца, которое через несколько дней расцветит их прямыми лучами. Прозрачный круг золотистого сияния, красно-желтый, с темными слоями облаков, плывущих параллельно прибрежным хребтам, — многочасовые эффекты Тёрнера, наблюдающиеся здесь изо дня в день, причем эффект день ото дня нарастает. Я пишу в трудных условиях — Инигито (эскимос) держит мне свечу. Руки так окоченели, что я едва могу водить карандашом, лежа на возвышении для сна в иглу».

Но все это — забегая вперед. 12 октября солнце рассталось с нами; быстро сгущающиеся полярные сумерки сильно затрудняли работу в поле. Наши фотографии день ото дня становились все менее удовлетворительными. Моментальные снимки не удавались уже примерно с середины сентября: когда солнце у самого горизонта, свет на первый взгляд так же ярок, как и летом, но ему явно недостает актинической силы [76]. Наши первые выдержки были пять секунд; последние, 28 октября, — полтора часа. Температура также постепенно понижалась и 29 октября упала до 26° ниже нуля [77].