Роберт Пири - Северный полюс

С другой стороны, если в период замерзания поверхности Полярного моря [104]ветер несильный, многие большие ледяные поля остаются изолированными от других полей и между ними могут быть полосы сравнительно гладкого молодого льда. Если уже после того как зима наступила, начинают дуть сильные ветры, бoльшая часть этого сравнительно тонкого льда может быть перемолота движением более тяжелых ледяных полей; если же зима спокойная, этот относительно гладкий лед может продержаться до общего вскрытия льда следующим летом.

Однако вышеописанные торосистые нагромождения — еще не самая худшая черта полярного льда. Гораздо более неприятны и опасны так называемые полыньи — полосы открытой воды, возникающие вследствие подвижек льда под напором ветра и приливно-отливных течений. Полыньи — вот постоянный кошмар, преследующий всякого, кто путешествует по замерзшей поверхности Полярного моря [105]; по пути на север они препятствуют дальнейшему продвижению, на обратном пути могут отрезать путешественника от суши и жизни, оставив его блуждать и умирать голодной смертью на северной стороне. Появление полыней нельзя ни предсказать, ни рассчитать. Они без предупреждения открываются прямо перед путешественником, не подчиняясь никаким определенным правилам или законам. Полыньи — неизвестная величина полярного уравнения.

Иногда полыньи в виде небольших трещин почти по прямой пересекают старые ледяные поля. Иногда представляют собой зигзагообразные полосы открытой воды такой ширины, что их нельзя пересечь. Иногда это целые реки открытой воды от полумили до двух миль шириной, простирающиеся на запад и на восток за пределы видимости.

Существуют различные способы преодоления полыньи. Можно пойти вдоль нее направо или налево, в надежде найти место, где противоположные края льда достаточно близко подходят друг к другу, чтобы можно было навести мост из длинных саней. Или, если есть признаки того, что полынья закрывается, можно подождать до тех пор, пока края льдин сомкнутся. Если очень холодно, можно ждать, пока не образуется достаточно прочный лед, чтобы выдержать мчащиеся во весь опор сани. А еще можно отыскать льдину или вырубить льдину ледорубами и, как на пароме, перевезти на ней сани и собак.

Однако все эти способы совершенно бесполезны, когда «Великая полынья», обозначающая край материковой отмели, обрывающейся в глубины Полярного моря [106], «не в духе», когда она открыта и представляет собой сплошной пояс воды или непроходимого молодого льда, как было во время нашего марша на север в 1906 году и при нашем незабываемом возвращении, когда «Великая полынья» чуть было не отрезала нас от самой жизни.

Полынья могла пройти прямо поперек лагеря или поперек иглу в то время, когда мы спали на поверхности Полярного моря [107]. Но этого не произошло.

В случае если бы лед дал трещину поперек возвышения для сна в иглу и его обитатели посыпались в ледяную воду, они не обязательно сразу утонули бы — воздух внутри меховой одежды держал бы их на плаву. Человек, упавший в воду при таких обстоятельствах, может выкарабкаться на лед и спастись, хотя при температуре 50° ниже нуля [108]купание будет не из приятных. Вот почему я никогда не пользовался спальным мешком, находясь на полярном льду. Я предпочитаю, чтобы мои руки и ноги были свободны, предпочитаю в любой момент быть готовым ко всякой случайности. Находясь на морском льду, я всегда ложусь спать в рукавицах, и если втягиваю руки в рукава, то втягиваю вместе с ними и рукавицы, чтобы в любую минуту быть готовым к действию. Много ли шансов спастись у человека, который лег спать в спальном мешке и вдруг проснулся от падения в воду?

Трудности и лишения санного марша к Северному полюсу слишком многочисленны, чтобы рассказать о них в одном абзаце. Но вот, вкратце, худшие из них: развороченный торосистый лед, который приходится преодолевать с тяжело нагруженными санями; жуткий, плотный, как стена воды, ветер, против которого приходится временами идти; вышеописанные полыньи, которые так или иначе приходится пересекать; лютый, порой достигающий 60° мороз [109], от которого приходится защищаться меховой одеждой и постоянным движением; трудность переброски по прерванному торосами и полыньями следу пеммикана, сухарей, чая, сгущенного молока и жидкого топлива в количествах, достаточных для поддержания физических сил и продолжения путешествия. Во время нашего последнего похода часто бывало так холодно, что коньяк замерзал, керосин становился белым и вязким, а собак было едва видно за паром от их дыхания. Необходимость строить каждую ночь тесные и неудобные снежные дома, а также холодное ложе, на котором нам приходилось спать урывками ровно столько, сколько позволяли крайние обстоятельства нашего отчаянного предприятия, — это уже мелочи, едва ли достойные упоминания наравне с настоящими трудностями.

Временами приходится целый день идти в слепящей пурге, против ветра, выстуживающего тело сквозь малейшие прорехи в одежде. Те из моих читателей, которым случалось пройти хотя бы час в метель, при температуре всего лишь в 10° или 20° выше нуля по Фаренгейту [110], вероятно, сохранили об этом яркое воспоминание. Возможно также, они помнят, каким блаженством было для них тепло домашнего очага в конце прогулки. Так пусть же они представят себе, каково шагать в такую метель целый день по неровному бугристому льду, при температуре от 15° до 30° ниже нуля [111], причем в конце дневного перехода путников ожидает не теплый кров, а тесный холодный снежный дом, который они вынуждены возводить сами в эту же метель еще до того, как смогут поесть или отдохнуть.

Меня часто спрашивают, было ли нам голодно во время санного марша. Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Утром и вечером мы питались пеммиканом, сухарями и чаем, а передовой, или ведущий, отряд, кроме того, обедал и пил чай в середине дневного перехода. Если бы мы ели больше, нам бы не хватило продовольствия. Я лично с момента выхода с корабля потерял 25 фунтов в весе [112].

Однако стойкость и выносливость сами по себе еще не обеспечивают достижение Северного полюса. Для этого нужны и многолетний опыт путешествий в арктических краях, и поддержка многочисленного отряда помощников, искушенных в подобного рода работе, и исчерпывающее знание Арктики и снаряжения, знание, без которого нельзя подготовить себя и всю экспедицию ко всякого рода случайностям. Только при всех этих условиях можно достичь заветной цели и вернуться обратно.

Как уже было сказано, наш марш к Северному полюсу меньше всего походил на рискованный, бесшабашный «набег» на полюс. И это сущая правда. Возможно, было бы правильным определить его как «натиск» — в том смысле, что после начала санного марша мы временами продвигались вперед с захватывающей дух быстротой. Однако ничто не делалось по внезапному побуждению. Все делалось в соответствии с планом, который был заранее продуман и разработан до мельчайших подробностей.