Александр Поповский - Во имя человека

– Ну, как, подождем, – спрашивал его хирург, – или, может быть, резать?

– Не будем торопиться, – отвечал тот, – еще кусочек ноги отвоюем – и правый сапог пригодится.

Терпение ученого не было напрасно: и правый, и левый сапоги пригодились.

«Наше вмешательство, – сказал себе Вишневский, – изменяет течение болезни. У нас в руках средство, которое подсекает заболевание».

Ученый увидел перспективу, частные выводы уступили место обобщению. Следующие случаи из практики подтвердили расчеты Вишневского.

В секционной шло вскрытие трупа. Неловкое движение прозектора, и нож, скользнув по руке, чуть ранил указательный палец. На следующее утро у хирурга возникли острые боли в предплечье, железы под мышкой увеличились, температура поднялась. Все признаки острого сепсиса – результат заражения трупным ядом. Мучительный страх ухудшил и без того тяжелое самочувствие больного. Потрясенное воображение рисовало прозектору картины одну мрачнее другой: поток заразного начала в крови нарастает, стрептококки оседают на клапанах сердца и разрушают их. Нет, казалось, силы, способной остановить катастрофу: за отеком легких последует смерть.

Вишневский делает больному новокаиновый блок, и в тот же день наступает перемена: температура снижается, боли исчезают, a с ними – и страхи больного. Через неделю из места пореза выпадает кусочек отмершей ткани величиной с ноготок. Блок, который повернул болезнь вспять, отграничил пораженные ткани.

«Пройдут годы, – мечтает Вишневский, – возможно десятилетия, врачи изучат механику действия блока и бальзамической повязки на всем многообразии патологии. Строгие таблицы, созданные путем неусыпных наблюдений, подскажут хирургу, в каком именно состоянии какое воздействие повернет болезнь вспять. Врач больше не будет в положении астронома, который может предугадать пути движения планет, но не в силах эти пути изменить…»

Теперь от ученого ничто не заслоняло величественной перспективы грядущего.

Замечательные открытия Вишневского вызвали своеобразный интерес во Франции, Австрии и Португалии. В каждой из этих стран нашлись люди, готовые присвоить себе труды русского ученого. Так, в журнале «Прессмедикаль» от 5 января 1938 года французский нейрохирург Лериш пишет, что он убедился в лечебном действии раствора новокаина на воспалительный процесс. Свое «открытие» Лериш поспешил доложить Французской академии, завершив доклад следующей фразой: «Я предвижу неизмеримые возможности лечения воздействием новокаинового метода».

Что это – совпадение? Случайное стечение обстоятельств? Возможно, Леришу не были известны статьи Вишневского, напечатанные в 1934 году?

Ни то и ни другое. История «прозрения» Лериша гораздо проще. Случилось, что один из сотрудников Архангельского медицинского факультета сделал в клинике Вишневского научную работу о влиянии новокаинового блока на отмороженные ткани. Свою статью на эту тему сотрудник напечатал во Франции, в «Лионском хирургическом журнале». Профессор Лериш, который в ту пору жил в Лионе, не мог, разумеется, не читать ее. Лишь после появления работы русского исследователя в печати Лериш поспешил со своим заявлением.

Португальскому ученому Перейя из Опорто Суза понадобилось много лет, чтобы обнаружить целебные особенности новокаиновой блокады. Его сообщение о свойствах новокаинового вмешательства при непроходимости кишок появилось в печати в 1946 году. Перейя утверждает, что благами своего «открытия» он пользуется с 1938 года, однако не объясняет, что вынудило его столько лет молчать.

Можно было допустить, что весть об успехах русского ученого, опубликованных им в 1934 году, не дошла до Португалии, но в Америке не могли этого не знать. Между тем именно в Америке, в журнале «Архив хирургии» за июль 1946 года, статья Перейя и была напечатана.

Третье покушение на труды Вишневского имело место в Австрии и обошлось одним лишь устным докладом. Хирург Старлингер скромно сообщил на заседании общества в Вене в 1946 году, что им открыты лечебные свойства новокаина при воспалительных явлениях, а также влияние его на состояние тонуса различных систем организма.

Присутствовавший на заседании ученый Финстерер любезно заметил докладчику, что «открытие» запоздало. Оно сделано двенадцать лет тому назад знаменитым русским ученым Вишневским. Старлингеру следовало бы познакомиться с этим крайне интересным трудом.

– Кстати, – добавил он, – это может подтвердить находящийся среди нас сын ученого – генерал-майор медицинской службы Александр Александрович Вишневский.

Прошло более тридцати пяти лет с тех пор, как Вишневский возмечтал о «большой хирургии», об истинной хирургии грядущего. Было много борьбы в эти трудные годы, немало жестоких препятствий. Наконец он у преддверия успеха. Его метод лечения внедрился в клинику, оброс наблюдениями, стал точным. Блок и повязка перестали быть средствами, лишенными системы. Они чередовались и взаимно дополняли друг друга. Установилась дозировка, строго обусловленная практикой. Количество вводимого новокаина, сроки впрыскивания и комбинации с бальзамом стали определяться течением процесса болезни. Тонкость дозировки теперь нередко решала, даст ли бальзам одни результаты или другие – противоположные.

Была создана новая научная область, хирургия получила большое подспорье. Справедливо спросить: какой ценой добился Вишневский успеха?

– Я ни одной минуты, – говорит он, – не думал о другом, кроме анестезии.

Это именно так: он не давал себе ни минуты покоя. Вот он только что проделал несколько перевязок, пришел убедиться, как идет послеоперационный процесс. То, что он увидел, вынуждает его внести изменения в систему применения мазевой повязки. Неспокойная мысль не позволит ему отложить эту работу. Возникнут новые предположения, планы, идеи… Находясь с ассистентом в командировке, ученый ночью вдруг будит его.

– Я думаю над тем, – спешит он поделиться неожиданной мыслью, – правильно ли мы ведем больных с гнойниками плевры? Не передерживаем ли мы тампоны у них? – Он перечисляет целый ряд наблюдений и неожиданно принимает новое решение.

Суровое чувство ответственности, беспощадная строгость к себе и другим лишают его покоя. Время угомониться, утешиться сознанием, что жизнь прошла не напрасно, насладиться покоем и славой.

' – Я разучился отдыхать, – возражает он на упреки. – Мне все кажется, что остались кое-какие недоделки. Управлюсь с ними – и можно будет уйти на покой.

Друзья и семья махнули рукой на эти речи. Недоделок у него хватит на целую жизнь. Он недавно зачастил в акушерскую клинику, водил туда помощников, размышлял, волновался, и кончилось тем, что он разработал систему лечения грудницы. Новокаиновый блок избавлял матерей от тяжелых страданий и уродующей грудь операции. В начальных стадиях болезни блокада и повязка обрывали нагноение и прекращали грудницу в несколько дней. В тех случаях, когда операция была уже сделана, новое средство вдвое быстрее приносило выздоровление.