Свен Ортоли - Ванна Архимеда: Краткая мифология науки

Вторая история — второй урок. «Эврика!» — это исходный вариант восклицания «Черт возьми, ну конечно же!», продержавшийся более двух с третью тысячелетий, потому что во всей его простоте и наготе явлено типичное представление о научном открытии: за вспышкой интуиции следует приступ радости. Приступ настолько всепоглощающий, что испытавший его способен, забыв обо всем, выскочить нагишом из своей лаборатории — так, словно плата за доступ к знаниям подразумевает отречение от тела. Образ этот остался незыблем: прикованный к креслу-каталке прогрессирующим атрофическим склерозом, с увечным телом, но живым взглядом ясных глаз — вот хорошо знакомая икона и точный (почти) портрет астрофизика Стивена Хокинга. В Англии его видно повсюду, вплоть до рекламного ролика «квадратной истории телекоммуникации». Во Франции он появляется реже, но все же, после выхода его книги «Краткая история времени», достаточно часто, чтобы знать: он занимает кафедру Ньютона в Кембриджском университете и изучает черные дыры. Не сыскать лучшего олицетворения мифической идеи дани, требуемой познанием и влекущей за собой безмерное почтение к тому, кто ее заплатил.

Почтение, в котором страх смешивается с восхищением, потому что наследие Архимеда обширно, в нем до нас дошел и вызывающий довольно бурные эмоции образ ученого. Крещендо апокрифических историй подводит к естественной кульминации — осаде Сиракуз. К 214 году до н. э. сицилийскую автономию, последний оплот греческой независимости, осаждали легионы консула Марцелла. Город поддержал Карфаген против Рима и теперь должен был поплатиться свободой. Осада длилась тринадцать месяцев, в течение которых, как рассказывают Плутарх, Полибий и Тит Ливий, успешно отражать атаки римлян позволяли остроумные машины, придуманные Архимедом: катапульты, швыряющие огромные каменные глыбы в корабли, метательные снаряды, посылающие копья на небольшие расстояния, железные когти, хватающие приближающиеся суда, и, наконец, знаменитые зажигательные зеркала, от которых воспламенялись паруса и обшивки галер. Если исключить последнее, технически сложно реализуемое в то время (даже инженеры проекта «звездных войн» экс-президента США Рейгана понимали, что направить луч, отраженный зеркалом, на движущуюся мишень — задача далеко не тривиальная), то в остальном Архимеду, видимо, удалось поставить свои таланты на службу родному городу. Сначала укреплением городских стен и крепости Эвриалы, а потом усовершенствованием боевых машин, бывших уже в употреблении в Средиземноморье на протяжении века. Но осада завершилась взятием города из-за предательства некоторых осажденных, открывших проход армии Марцелла осенью 212 года до н. э. Тогда-то Архимед, по сведениям Плутарха, и был заколот римским солдатом, которому запретил прикасаться к фигурам, нарисованным на песке его абака…

Такова легенда. В действительности же падение Сиракуз, самой могущественной из укрепленных коммун Средиземноморского бассейна, было вызвано скорее внутренними раздорами меежду сторонниками Рима и Карфагена, чем случайным предательством. Захватчики оказались на редкость буйными: римский сенат даже откажет потом в триумфе Марцеллу, проявлявшему больше заинтересованности в богатствах города, чем в судьбе какого-то математика, о существовании которого, вероятно, даже не подозревал [4] Но о котором теперь помнит каждый. Архимед преодолел века, ничуть не утратив своей славы. В XVII веке, напоминает Мишель Отье, Паскаль выводит лишь двух персонажей в своих размышлениях о чинах — Иисуса Христа и Архимеда. В своем позитивистском календаре Огюст Конт дает имя Архимеда четвертому месяцу, посвященному культу античной науки. Архимед оказывается единственным ученым среди таких известных имен, как Моисей, Гомер или Цезарь. (Здесь и далее, за исключением особо оговоренных случаев, примечания автора.) .

«Рассказ Плутарха, — пишет историк Мишель Отье в книге „Начала истории науки“, — создал канон образа ученого». Канон — это еще слабо сказано, потому что Архимед соглашается по просьбе монарха спустить с цепи могущество науки. Ему самому от этого ни холодно, ни жарко. Если верить Плутарху, «гонка вооружений» была ему совершенно безразлична, так же как и судьба города. Различные версии обстоятельств гибели Архимеда свидетельствуют, что его заботило лишь одно — его идеи. Конечно, он не бессмертен, но ему удалось сдержать на время натиск римской армии. Только предательство могло его победить, только невежество — убить.

Третья история — третий урок: безоглядно преданный поиску истины, ученый не заботится о морали. Он выше схватки, в известном смысле за пределами добра и зла. Все та же идея, что истина, особенно научная, не зависит от людей: «Наука не имеет морали. Природе не известны законы этики». Эти озадачивающие слова Питера Дюсберга, члена Американской академии наук, произносились, наверное, с невинным пылом, но они прекрасно очерчивают физиономию архетипеического ученого. Последний, как всякий мифический образ, предполагает и свою противоположность — ученого, озабоченного благосостоянием человечества. Пастер против Архимеда: старый спор о цели и средствах науки нескончаем.

Три истории, три урока и одна-единственная идея: наука — озаряет ли она ученого, или он дает ей волю — подобна молнии. Вот почему наш самый древний герой науки зовется Архимедом, а не Евклидом или Пифагором — им не досталось и сотой доли его известности, хотя они не менее достойны почета. Но в этой растянутой на века галерее портрет Архимеда объединил все компонентры, позволяющие восславить науку во всей ее мощи.

Если верить еженедельнику «Тайм», хозяина вселенной зовут Билл Гейтс и солнце никогда не заходит над его цифровой империей. За несколько миллионов долларов король программирования обзавелся символом: записной книжкой Учителя. Именно так, с заглавной буквы, разумеется. Человек, написавший «Джоконду», острым взором проник далеко за горизонт своего века, чтобы показать современникам эскизы машин, которым суждено будет стать реальностью только через пять столетий. Леонардо да Винчи (1452–1519), несравненный художник, дерзкий скульптор, гениальный изобретатель, даровитый инженер, один из самых примечательных сынов человечества — l'Uomo universale [5] Универсальный человек (ит.) — многозначный эпитет, которым пользовался по отношению к себе старший современник Леонардо Леон Баттиста Альберта (1404–1472). .

Это тот минимум, который помнит каждый, даже если забудет обо всем остальном. Даже тот, для кого Максвелл — это марка кофе, а Гей-Люссак — гомосексуалист-англофил, знает и признает Леонардо да Винчи как изобретателя par excellence . Но действительно ли с натуры выполнен этот портрет? Он, пожалуй, не столько ошибочен, сколько немного преувеличен. Был ли Леонардо гениален? Вне всякого сомнения. Был ли он универсален? Скажем так: он был человеком искусства. У него на родине, во Флоренции, художники и каменщики, кузнецы и скульпторы, инженеры и ювелиры — все они относились к одному и тому же цеху: к гильдии искусств.