Николай Непомнящий - XX век: Хроника необъяснимого. Событие за событием

Более позднее использование принятого соглашения, к которому пришли исследователи глозельской находки, и способ, которым это соглашение было достигнуто, служат отличным примером того, как ложные предпосылки проникают в учебники по археологии и далее упорно отстаиваются вопреки научным доказательствам, приводимым противникам общепринятой теории. (Подобная история произошла с датировкой египетской и греческой истории.) Основной археологической проблемой, связанной с глозельской находкой, является полное отсутствие где бы то ни было подобных находок. Клад, состоящий примерно из трехсот странных предметов, обнаруженных на уединенном поле Шан-де-Мор, теперь хранится в местном музее. Это удивительная смесь: необожженные глиняные лампы, урны, фаллические символы, глиняные пластинки, резные кости, резные камни и еще множество разнообразных изделий из камня и кости. Некоторые из них, несомненно, подлинные, как, например, отполированный каменный топор, другим всего несколько сотен лет, как осколкам стекла, скорее всего выплавленного в средневековых печах. Но источник большинства этих вещей неизвестен, и, несмотря на то что современные научные тесты определяют их возраст примерно двумя тысячами лет, неизвестно, почему на уединенном поле оказались эти предметы… Среди них нет таких, которые во множестве бывают обнаружены при археологических раскопках — монет, например, или осколков битой глиняной посуды. Этот факт кажется опытным археологам в высшей степени подозрительным. Профессор Колин Ренфрю из университета Саутгемптона, участвовавший в 1970 году в конференции по глозельской находке, впоследствии писал: «Выражаясь языком дельцов, можно сказать, что здесь „что-то не чисто“».

К изложенной выше археологической проблеме добавляется тот факт, что в Глозеле никогда не проводились профессиональные археологические раскопки. Открытие клада было сделано юным фермером по имени Эмиль Фрадин: когда он распахивал на этом поле землю, один из запряженных волов оступился и попал копытом в полузасыпанную канаву, примерно три метра в длину и пятьдесят сантиметров в глубину, где оказались черепица и покрытые стеклом камни; вероятно, там была когда-то стеклодувная мастерская или фабрика. Черепичный пол был засыпан осколками керамики, среди которых лежал отполированный каменный топор. С помощью своей школьной учительницы юноша в течение нескольких последующих недель раскапывал землю на поле вокруг этого места, где было положено начало будущим сокровищам.

Подробности, сопутствующие обнаружению этих первых находок, весьма существенны для всей истории, поскольку в статьях, изданных теми из экспертов, которые не верили в подлинность объектов, указывалось на то, что сперва ничего экстраординарного среди находок не было, а самые интересные и необычные предметы, например, таблички с письменами, были обнаружены в тот период, когда Фрадин попал под влияние своего школьного учителя М. Клемента. Тот признавал, что еще до того, как были найдены сенсационные таблички, он показывал Эмилю Фрадину иллюстрированные книги по археологии, и, казалось, мальчик был совершенно очарован открывшимся перед ним миром древностей. Английский член комиссии по Глозелю, состоявшейся в 1927 году, профессор Дороги Гаррод писала в своих мемуарах в 1968 году, что Фрадин после появления М. Клемента «начал находить странные вещи, не похожие ни на что из того, что было найдено прежде».

Заявление Клемента шло вразрез с приводимыми доказательствами. Свое открытие Эмиль Фрадин сделал 1 марта 1924 года, а Клемент появился на сцене лишь четырьмя месяцами позже, 9 июля. За это время множество местных жителей посетило место «раскопок», и не менее сорока трех из них позже заявляли в интервью, данных разным журналам, и в свидетельских показаниях, что в этот период среди первых находок они видели по меньшей мере одну табличку с выцарапанными на ней символами. Этот факт либо свидетельствует о сенсационной находке, либо, напротив, уличает Фрадина в самостоятельном изготовлении подделки. Большое значение имеют кусочки покрытой глазурью керамики, найденные на дне стеклоплавильной печи, поскольку они точно такие же, как и те, что относятся к более поздним находкам и, как подозревали, были изготовлены Фрадином вместе с его учителем.

После М. Клемента на сцене появились еще два персонажа, которых антиглозелианцы объявили мошенниками. Первым был почтенный и заслуженный директор Французского музея национальной истории, мсье Саломон Рейнах, услышавший об открытиях Фрадина и склонявшийся к признанию их подлинности. Для поддержания интереса во Фрадине он выслал ему несколько разных книг и документов по археологии, которые, как писала потом. Дороти Гаррод, «послужили толчком к тому, чтобы Эмиль Фрадин избрал для себя карьеру изготовителя подделок». Вторым был доктор А. Морлет, школьный учитель из Виши, который в английских отчетах об этом вопросе выглядит самым большим негодяем в мире; по словам Глена Дэниела, сменившего Дороти Гаррод на посту профессора археологии в Кембридже, он был на-стоящим «cerveau de l'enterprise», умершим в 1965 году и «унесшим свои зловещие секреты с собой в могилу на кладбище в Виши».

Таково было мнение Глозельской комиссии в 1927 году, состоявшей из восьми археологов, избранных Бюро при Международном институте археологии и во время своего визита в ноябре того года посвятивших четыре дня довольно поверхностному осмотру места знаменитой находки, после чего они единогласно пришли к заключению, объявлявшему все объекты фальшивкой, за исключением каменного топора и некоторых сравнительно молодых глиняных изделий и стекла вместе с печью.

В своем отчете об исследованиях, проведенных непосредственно на месте в Виши, Дороти Гаррод пишет, что они обнаружили множество траншей, уже выкопанных многими важными персонами, включая короля Румынии. Выбрав себе место для раскопок, они работали три дня, не сказав за все это время ни слова в ответ на расспросы дюжины окруживших их журналистов и фоторепортеров. По вечерам они запирались в гостиной отеля и обсуждали произошедшее за день, периодически прерываемые мсье Перони, одним из трех французских археологов, который имел привычку внезапно вскакивать на ноги и рывком распахивать дверь, надеясь застать врасплох желающих подслушать секретное совещание.

Так же как ему так и не удалось обнаружить любителей подслушивать, так и раскопки первого дня не принесли новых глозельских объектов, потому что, как писала Дороти Гаррод, «мошенники не успели спрятать в наших траншеях нужные предметы, поскольку им не мог быть точно известен день начала раскопок. Зато на второй день начали появляться находки, бывшие типичными глозельскими предметами. Мы обнаружили маленький круглый кусок кости с выцарапанными на нем глозельскими символами, а вскоре появилась и одна из знаменитых глозельских глиняных табличек. Она была довольно маленькой и совершенно мягкой и была покрыта этими необычными надписями, где вперемешку шли буквы из финикийского алфавита и множество символов загадочного значения — все вместе составляло то, что мы называем „письменами“».