К Керам - Первый американец, Загадка индейцев доколумбовой эпохи

Возмездие испанцев было страшным. Однако им потребовалось более десяти лет, чтобы восстановить среди индейцев пуэбло прежний порядок.

Вот что пишет по поводу периода испанского владычества современный историк А. Гроув Дей в книге "Поход Коронадо": "Такому самобытному народу испанские завоеватели не могли предложить почти ничего существенного из достижений материальной и духовной культуры, что могло бы оказать на него "циви-лизирующее" воздействие. Правда, они завезли в страну большое число ранее неизвестных там животных, особенно лошадь и овцу (индейцы знали из домашних животных и птиц только собаку и индюка). Но обмен между краснокожим и белым человеком никогда не был равноценным. В каждом случае индеец пуэбло всегда давал больше, чем получал. Его передававшиеся из поколения в поколение знания, высокое профессиональное искусство, которого он достиг в различных ремеслах, его приобретенное горьким опытом умение выжить стали неотъемлемыми составными частями американского наследия. Например, его манера строить дома создала целый архитектурный стиль, в котором в наши дни черпает вдохновение архитектура западных штатов Америки. Индейская культура и индейский образ жизни пустили одинаково глубокие корни в землях, по которым прошли солдаты Коронадо. И сегодня любой гость американского Юго-Запада еще может видеть представителей этой стойкой расы, живущих точно так, как жили они за четыре столетия до наших дней в момент появ тения Коронадо, в те времена, когда белый человек впервые прошептал волшебное название Сиболы..."

Так продолжалось вплоть до XIX столетия, до того времени, когда ученые антропологи и археологи - впервые обратили внимание на пуэбло и обнаружили, что жители этих глиняных небоскребов не были первыми американцами и что задолго до них здесь жили и исчезали целые народы.

3. ГИМН ЮГО-ЗАПАДУ - ОТ БАНДЕЛЬЕ ДО КИДДЕРА

"В один августовский день 1888 г. в разгар обычной для Нью-Мексико песчаной бури, которая швыряла прямо в лицо гальку величиной с горох, в мой уединенный лагерь у Лос-Аламос забрел крепкий, до черноты загорелый мужчина средних лет. После шестидесятимильного перехода, который ему пришлось проделать пешком, возвращаясь от индейцев зуньи, он весь был покрыт пылью, но вовсе не выглядел усталым. После полудня стало ясно, что передо мной личность, обладавшая феноменальной памятью, с какой я никогда не встречался. Сначала меня раздражала эта механическая память, которая не только подсказывала мне основные моменты, но и тут же подкрепляла свои сообщения детальными ссылками на источник. Например: "Поликарпио говорил мне об этом 23 ноября 1881 г. в Чочити" 1".

Так рассказывает Чарлз Ф. Луммис об Адольфе Ф. Банделье, с которым они были друзьями долгие годы. Многие тысячи миль прошли они вместе по американскому Юго-Западу. "Вдвоем мы бродили там во всех направлениях, разбивали лагеря, голодали, мерзли, учились и были счастливы... Не было приличных дорог. Мы не имели никакой финансовой поддержки, никаких средств передвижения. Однажды Банделье удалось нанять лошадь. Проехав верхом две мили, он вынужден был остальные тридцать вести ее на поводу. Так пешком мы упорно продвигались вперед - я с большим фотоаппаратом и стеклянными фотопластинками в рюкзаке, с тяжелым штативом под мышкой, он - увешанный со всех сторон анаэроидным барометром, инструментами для различных измерений и школьным ранцем. Этот ранец был заполнен микроскопическими заметками, которые он тщательно и точно делал каждую ночь у лагерного костра. Он делал их даже в тех случаях, когда мне приходилось сидеть над ним и его драгоценными бумагами с насквозь пропитанным водой фотографическим покрывалом. Мы карабкались по утесам, перебирались через бездонные каньоны, ледяные реки, преодолевали глубокие пески, не имея ни одеял, ни плащей, ни другого снаряжения. Вся наша провизия состояла из нескольких плиток сладкого шоколада и мешочка жареного маиса. Постелью нам служила голая земля. Когда удавалось найти пещеру, дерево или другое укрытие от ветра и дождя, мы считали, что все в порядке. Если не удавалось - ночевали в чистом поле... Банделье не был атлетом. Его нельзя было даже назвать мускулистым... Он умел ладить с любыми людьми. Мне доводилось наблюдать его в обществе президентов и дипломатов, ирландских рабочих и мексиканских батраков, индейцев и писателей, ученых и представителей "общества". Без всяких усилий в течение часа он становился центром внимания".

Банделье с одинаковой легкостью изъяснялся по-английски, по-французски, по-испански и по-немецки. С такой же легкостью он говорил на диалектах и языках индейцев. Когда он прибыл в Ислету (Ныо-Мексико), то знал всего три слова из языка тигуа. Через десять дней он начал понимать язык и в любой обстановке мог объясниться так, чтобы его поняли. Материал, полученный им как исследователем и как другом у многих индейцев, был огромен. У него бывали трудности с публикацией работ. Однажды я нашел вложенное в книгу Банделье "Контрибьюшн" (я получил ее неразрезанной из библиотеки штата Нью-Йорк и таким образом оказался первым и единственным читателем этого труда за семьдесят пять лет) отпечатанное на машинке письмо. В этом письме президент Американского археологического института просил о пожертвованиях, поскольку только опи могли обеспечить Банделье дальнейшее продолжение работ ("Правление в данный момент не в состоянии обеспечить за счет собственных средств дальнейшую поддержку... требуется округленно тысяча долларов"). Имя Банделье было едва известно на востоке страны. И несмотря на все это, "его" Юго-Запад все же благодарен ему одному из своих первых исследователей.

Если бы ценность памятника определялась его размерами, то Банделье удостоился одного из самых величественных: территория площадью 109 км2 в штате Нью-Мексико носит его имя. Миллионы туристов пересекают сегодня из конца в конец открытый им мир пуэбло, пересекают Национальный заповедник имени Банделье.

Североамериканский Юго-Запад - это отнюдь не обозначение одной из сторон света, а территории, прекраснее которой для многих нет не только в Северной Америке, но и в целом мире.

Юго-Запад - это вся Аризона и весь штат Нью-Мексико, половина штатов Юта и Колорадо. Это часть Невады и Калифорнии на западе, штатов Канзас и Техас - на востоке. Но в основном это четыре штата, которые группируются вокруг "Фор Корнере" ("Четырех углов") - единственной географической точки Северной Америки, где сходятся границы четырех штатов. Этот ареал больше территории Франции, ФРГ и Австрии, вместе взятых. Сюда следует добавить также Данию, Голландию, Бельгию и Люксембург.

При описании тамошнего ландшафта постоянно приходится иметь дело с величайшими географическими достопримечательностями. Для этого подходят лишь совершенно необычные эпитеты, причем заметим - только в превосходной степени. Там расположена подавляющая своим однообразием самая сухая в мире пустыня. Там же находится самый глубокий в мире разлом земной коры - знаменитый Гранд-Каньон глубиной 1800 м, на каменных стенах которого читается история Земли. Там высятся горы, чьи снежные вершины служат ориентиром путнику, находящемуся в самом отдаленном уголке пустыни (только Колорадо имеет десятки вершин, достигающих четырех тысяч метров). Там - "Долина смерти", и в наше время ежегодно поглощающая свои жертвы. В этой долине находится самая низкая точка западного полушария, лежащая на 87 м ниже уровня моря. Там вздымается "Петрифайд форист" ("Окаменевший лес") - зловещее скопление древесных стволов, чей возраст исчисляется миллионами лет, где словно застыла вечность. Там протекают самые бурные реки Хила, Колорадо, Рно-Гранде, Пекос, названия которых будят воспоминания о романтической эпохе индейцев и пионеров Запада. Заметим, кстати, что на берегу реки Пекос, в одном из пуэбло племени мескалеро-апачей родился, по преданию, Винниту - благороднейший из индейцев.