Анатолий Маркуша - Человек летающий

Не будем, однако, уходить слишком далеко. Прелюдия первой мировой войны показала: воздушная разведка, безусловно, целесообразна, бомбометание — возможно.

Подробно разбираясь в действиях авиации на Балканах, историк добросовестно зафиксировал: «У Чатаджи отмечена в воздухе первая жертва от огня с земли: погиб от турецкой пули французский летчик — доктор медицины Константэн».

На потерях наземных войск от действия авиации внимание историка почему-то не задержалось.

А большая война близилась. И заинтересованные государства выпускали военные самолеты сотнями, ускоренно готовили личный состав военно-воздушных сил. Продолжительность полета боевых машин была доведена до 4 часов, скорость — до 90 километров в час, скороподъемность на высоту 1000 метров — до 10–15 минут, полезная нагрузка (включая экипаж) — до 200 килограммов; мощность двигателей поднялась до 100 лошадиных сил…

И все-таки мировую войну авиация всех стран-участниц встретила далеко не подготовленной.

Уже на полевом аэродроме действующей армии приспосабливал штабс-капитан Нестеров к хвосту своего «Морана» тросе грузом, рассчитывая этим кустарным снарядом выводить из строя самолеты противника… (Увы, не успел!).

Уже в походных ремонтных мастерских, а порой в деревенских кузницах наскоро изготовлялись стальные стрелы. Стрелы эти пачками сбрасывали с самолетов. Вероятность прямого попадания была, разумеется, ничтожной, но панику они вызывали изрядную, особенно в кавалерии на марше.

Рискуя жизнью, оружейники на скорую руку превращали артиллерийские снаряды в авиационные бомбы…

Летчики вооружались, чем могли: винтовками, карабинами, ручными гранатами.

Наблюдатели брали в полет пулеметы. Подполковник Зигерт в своих послевоенных воспоминаниях рассказывает, как в 1914 году он надел на ствол карабина граммофонную трубу, и поясняет: «Для устрашения противника»…

Вооружение самолета сделалось насущнейшей потребностью.

И вот что мы узнаем: в воздушных боях против немецких летчиков прославился известный французский пилот-рекордсмен, воспитанник «Парижского птичника» — Роллан Гарро. Искусно маневрируя, он подходил к самолету противника с хвоста, сближался с ним до минимальной дистанции и в упор его расстреливал.

Одним своим появлением в воздухе сержант Гарро внушал немцам ужас. В его действиях было что-то мистическое: совершенно невозможно было представить, из чего и как стреляет этот бешеный француз?

Действительно, летал Гарро на одноместном самолете, и обе руки летчика были заняты управлением. Пулеметы, которые к тому времени начали устанавливать на самолетных крыльях, хоть и давали летчику возможность стрелять и пилотировать одновременно, совершенно не обеспечивали точности попадания — трассы их шли «вразнос» (это немцы знали доподлинно и по собственному опыту…).

А тут, что ни атака, то дымный факел в небе!

Трудно сказать, как долго оставалась бы тайна Гарро неразгаданной, если бы его не подбили при бомбежке вокзала де Куртр. Это случилось 18 апреля 1915 года. Самолет Гарро попал в руки к немцам. И первый же осмотр машины уничтожил все легенды.

Пулемет на машине Гарро был установлен на фюзеляже, параллельно продольной оси самолета и достаточно близко к ней. Ствол пулемета глядел… прямо в лопасть воздушного винта, усиленную стальной накладкой. Когда летчик нажимал на гашетку, часть относительно мягких пуль ударялась в эту пластинку-отсекатель и отлетала прочь, а другая — большая часть! — проходила между лопастями винта. Такое устройство позволяло Гарро целиться по противнику всем самолетом. Это было грандиозное изобретение!

Теперь очевидно: открытием Роллана Гарро была начата истребительная авиация всех военно-воздушных сил мира.

В документе 1915 года появились такие строчки: «Никакие другие способы борьбы с летательными аппаратами противника не могут быть столь же действенными, как противопоставление им собственных вооруженных аппаратов. Средствами вооружения являются специально приспособленные митральезы, легкие пушки, пулеметы, ружья, револьверы, ручные бомбы, начиненные взрывчатыми веществами, небольшие зажигательные снаряды для дирижаблей, особые абордажные крючья или гарпуны, наконец — всякий острый предмет, способный повредить оболочку дирижабля или важные части аэроплана».

Конечно, после открытия, сделанного сержантом Гарро, эти строчки — дань инерции, однако нельзя не заметить — инерции, действовавшей в правильном направлении, ибо формула истребительной авиации — скорость — огонь — маневр! — оказалась верной.

Идея Гарро была подхвачена и усовершенствована немцами. Пулемет ставился также — на фюзеляже, и ствол его смотрел прямо в плоскость, сметаемую воздушным винтом. Но спусковой механизм был соединен не непосредственно с гашеткой, укрепленной на ручке управления, а через особое устройство, связанное с мотором. Через синхронизатор. Когда летчик нажимал на гашетку, спусковой механизм приводился в готовность, но еще не срабатывал. А вот когда лопасть отходила от дульного среза, спусковой механизм включался. Включался синхронизатором!

И пули — все пули! — летели, не задевая винта, как бы сквозь свободные промежутки в плоскости вращения пропеллера.

Через десять дней лейтенант Бельке получил переоборудованный самолет и в третьем полете сбил первого противника. Так пулемет, стрелявший «сквозь винт», был принят на вооружение немцами. Сперва утверждалось, что к этой истории приложил руку известный голландский конструктор Антони Фоккер. Позже заслугу переадресовали Францу Шнейдеру… Повторяю, я не ставлю своей целью ни утверждать, ни тем более ниспровергать приоритеты, хочу только подчеркнуть: идея синхронизатора, как и идея автопилота, положила начало широкому использованию автоматики в авиационной технике.

Говорят: не надо делать из мухи слона. А может быть, иногда надо? Именно делать, а не раздувать?!

Не начнись применение автоматики в те отдаленные годы, пусть робкое, осторожное, мы бы, пожалуй, и сегодня только еще собирались создавать дистанционное управление и многие иные самолетные чудеса.

Перелистывая документы, посвященные боевым действиям первой мировой войны, будь то отчеты генералов Арманго и Вуазена, полковника Блеза или майора Ортлиба, знакомясь с итоговыми трудами генерала Гепнера или комбрига Лапчинского, отсеивая из бесчисленного нагромождения событий и фактов золотые крупинки, легким пунктиром отмечающие главное направление развития боевой авиации, невозможно не заметить: реальная, действительная помощь военно-воздушных сил наземным армиям в их изнурительной борьбе была значительно меньшей, чем предполагали предвоенные апологеты авиации.