Людвиг Мизес - Человеческая деятельность. Трактат по экономической теории

Праксиологические категории и концепции созданы для понимания человеческой деятельности. Если их пытаются применять для изучения чего-либо, отличающегося от жизни человека, они становятся внутренне противоречивыми и бессмысленными. Наивный антропоморфизм не приемлется философским мышлением. Однако попытки философов определить посредством праксиологических понятий свойства абсолютного существа являются не менее сомнительными. Схоласты и теологи, подобно теистам и деистам века разума [30], представляли себе абсолютное и совершенное существо неизменным, всемогущим и всеведущим и тем не менее планирующим и действующим, стремящимся к целям и применяющим средства для достижения этих целей. Но деятельность можно вменить только неудовлетворенному существу, а повторяющуюся деятельность только существу, не способному устранить свое беспокойство раз и навсегда одним махом. Действующее существо является неудовлетворенным и потому не является всемогущим. Если оно было бы удовлетворенным, то не действовало бы, а если оно было бы всемогущим, то давно устранило бы свою неудовлетворенность. Всемогущее существо никто не заставит выбирать между различными состояниями беспокойства; ему нет нужды соглашаться на меньшее зло. Всемогущество подразумевало бы способность достижения всего и наслаждение полной удовлетворенностью без всяких ограничений. Но это несовместимо с самим понятием деятельности. Для всемогущего существа категории средств и целей не существуют. Оно выше любого человеческого понимания, понятий и интерпретаций. Для всемогущего существа любые средства оказывают неограниченные услуги, оно может применить любые средства для достижения любых целей, может добиться любых целей, не применяя никакие средства. Человеческий разум не способен всесторонне осмыслить понятие всемогущества вплоть до конечных логических следствий. Эти парадоксы неразрешимы. Способно ли оно достигнуть чего-то, что затем становится недоступным его вмешательству? Если это в его власти, то появляются границы его возможностей и он более не всемогущ; если это не в его власти, то он не всемогущ только в силу одного этого.

Совместимы ли всемогущество и всеведение? Всеведение предполагает: все, что случится в будущем, уже неизменно предопределено. Если существует всеведение, то невозможно себе представить всемогущества. Бессилие что-либо изменить в предопределенном потоке событий ограничит мощь любой силы.

Деятельность есть проявление ограниченного могущества и власти. Она суть проявление человека, сдерживаемого ограниченной силой своего разума, физиологической природы своего тела, превратностями среды и редкостью внешних ресурсов, от которых зависит его благосостояние. Бессмысленно ссылаться на несовершенства и слабости человеческой жизни, если стремишься описать нечто абсолютно совершенное. Сама идея абсолютного совершенства во всех отношениях внутренне противоречива. Состояние абсолютного совершенства должно пониматься как завершенное, окончательное и не подверженное изменениям. Изменение может лишь навредить совершенству и перевести в менее совершенное состояние. Но отсутствие перемен, т.е. совершенная неизменность, жесткость и неподвижность, равносильно отсутствию жизни. Жизнь и совершенство несовместимы, но то же верно для смерти и совершенства.

Живое несовершенно, поскольку подвержено изменению; мертвое несовершенно, поскольку не живет.

Язык живого и деятельного человека может образовывать сравнительные и превосходные степени сравнения. Но абсолютность это не степень, а ограничивающее понятие. Абсолют неопределим, немыслим и невыразим. Это химерическое понятие. Не существует совершенного счастья, совершенных людей, вечного блаженства. Любая попытка описания страны изобилия, жизни ангелов кончается парадоксами. Там, где есть условия, есть и ограничения, но не совершенство; есть попытки преодоления препятствий, разочарование и неудовлетворенность. Когда от поиска абсолюта отказались философы, этим занялись утописты. Они мечтают о совершенном государстве, при этом не понимая, что государство, общественный инструмент сдерживания и принуждения, как институт предназначено для того, чтобы справиться с несовершенством человека, и что его важнейшая функция заключается в наложении наказания на меньшинство с целью защитить большинство от вредных последствий определенного поведения. У совершенных людей не возникало бы никакой нужды в сдерживании и принуждении. Но утописты не обращают внимания на природу человека и неизменяемые условия человеческой жизни. Годвин полагал, что человек может обрести бессмертие после отмены частной собственности[Godwin W. An Enquiry Concerning Political Justice and its Influence on General Virtue and Happiness. Dublin, 1793. II. 393403.]. Шарль Фурье говорил об океане, наполненном лимонадом, а не соленой водой[Фурье Ш. Теория четырех движений и всеобщих судеб. Проект и анонс открытия//Фурье Ш. Избр. соч. Т. 1. М.: Соцэкгиз, Тип. Печатный двор в Лгр., 1938. С. 74.]. Экономическая система Маркса жизнерадостно игнорировала факт редкости материальных факторов производства. Троцкий обнаружил, что в пролетарском раю средний человеческий тип поднимется до уровня Аристотеля, Гете, Маркса. И над этим кряжем будут подниматься новые вершины[Троцкий Л.Д. Литература и революция. М.: Политиздат, 1991. С. 197.].

Наиболее популярные химеры сегодняшнего дня стабилизация и защищенность. Мы исследуем эти модные словечки ниже.

Многие философы были склонны переоценивать силу человеческого разума. Они считали, что человек путем логических рассуждений способен вскрыть конечные причины космических событий, определить цель сотворения Вселенной и направление ее эволюции. Они распространялись на темы Абсолюта, как будто это были их карманные часы. Не уклонялись они и от провозглашения вечных абсолютных ценностей и установления нравственных норм, обязательных для всех людей.

Кроме того, существовал длинный список авторов утопий. Они разрабатывали проекты земного рая, где должен был править один чистый разум. Эти авторы не понимали: все то, что они называли абсолютным разумом и очевидной истиной, было их собственной фантазией. Они беспечно присвоили себе непогрешимость и часто поддерживали нетерпимость и жестокое притеснение всех инакомыслящих и еретиков. Авторы стремились к диктатуре собственной или людей, которые в точности проводили бы их планы в жизнь. По их мнению, другого способа спасения страдающего человечества не было.