Людвиг Мизес - Человеческая деятельность. Трактат по экономической теории

Более того, верить в то, что принятие подобных законов может освободить нуждающихся от унизительных особенностей, присущих получению милостыни, означает предаваться иллюзиям. Чем более щедрыми будут эти законы, тем более пунктуальным должно быть их применение. Свобода действий людей, которых внутренний голос побуждает к милосердным деяниям, будет заменяется свободой действий бюрократов. Трудно сказать, легче или тяжелее сделает это удел нетрудоспособных членов общества.

Неравенство доходов и богатства свойственно рыночной экономике. Его устранение полностью разрушило бы рыночную экономику[Cм. с. 282283 и 755758.].

Люди, требующие равенства, всегда имеют в виду увеличение своей собственной покупательной способности. Поддерживая принцип равенства как политический постулат, никто не желает делиться собственным доходом с теми, кто имеет меньше них. Когда американский наемный рабочий говорит о равенстве, он подразумевает, что дивиденды акционеров следует отдать ему. Он не имеет в виду сокращение своего собственного дохода в пользу тех 95% населения Земли, чей доход ниже, чем у него.

Роль, которую неравенство доходов играет в рыночном обществе, не следует путать с ролью, которую оно играет в феодальном обществе или некапиталистических обществах других типов[Cм. с. 294.].

Давайте сравним историю Китая и Англии. В Китае существовала высокоразвитая цивилизация. Две тысячи лет назад он был далеко впереди Англии. Но в конце XIX в. Англия была богатой и высокоразвитой страной, в то время как Китай был нищим. Его цивилизация не отличалась от того состояния, которого она достигла за века до этого. Это была остановившаяся цивилизация.

Китай пытался осуществить принцип равенства доходов в большей степени, чем это делалось в Англии. Земельные участки были поделены и подразделены. Не было многочисленного класса безземельного пролетариата. А в Англии XVIII в. этот класс был очень многочисленным, так как ограничительная практика несельскохозяйственного производства, санкционировавшаяся традиционной идеологией, отсрочила появление современного предпринимательства. Но когда философия laissez faire открыла дорогу капитализму, полностью разрушив заблуждения рестрикционизма, индустриализм смог развиваться ускоренными темпами, потому что необходимая рабочая сила уже была в наличии.

Эпоху машин породила не специфическая ментальность стяжательства, которая в один прекрасный день непостижимым образом овладела разумом некоторых людей и превратила их в капиталистических людей, как это представлялось Зомбарту. Люди, готовые получить прибыль за счет того, чтобы приспособить производство к удовлетворению нужд публики, существовали всегда. Но они были парализованы идеологией, которая клеймила стяжательство как безнравственное проявление и возводила институциональные барьеры, чтобы ее обуздать. Замена традиционной системы ограничений на философию laissez faire устранила эти препятствия на пути повышения материального благосостояния и провозгласила новую эру.

Либеральная философия разрушила традиционную кастовую систему, потому что ее сохранение было несовместимо с функционированием рыночной экономики. Она пропагандировала отмену привилегий, потому что стремилась развязать руки тем, кто был достаточно изобретательным, чтобы наиболее дешевым образом производить больше всех продукции наилучшего качества. В этом негативном аспекте программа утилитаристов и экономистов совпадала с идеями тех, кто атаковал сословные привилегии с точки зрения так называемого права природы и доктрины равенства всех людей. Обе эти группы были едины в поддержке принципа равенства всех людей перед законом. Но такое единство не устранило фундаментального расхождения между этими двумя направлениями мысли.

С точки зрения школы естественного права все люди являются биологически равными и поэтому имеют неотчуждаемое право на равную долю во всем. Первая теорема очевидно противоречит фактам. Вторая теорема при последовательной интерпретации приводит к таким нелепостям, что ее сторонники вообще отказываются от всякой логической последовательности и в конечном итоге считают любой институт, каким бы дискриминационным и чудовищным он ни был, совместимым с неотчуждаемым равенством всех людей. Выдающиеся вирджинцы, чьи идеи вдохновляли американскую революцию, молчаливо соглашались с сохранением рабства негров. Самая деспотичная система правления, известная истории как большевизм, гордо выступает как само воплощение принципа равенства и свободы всех людей.

Либеральные поборники равенства перед законом полностью отдавали себе отчет в том, что люди рождаются неравными и что именно их неравенство порождает общественное сотрудничество и цивилизацию. Равенство перед законом, по их мнению, не предназначено для того, чтобы исправлять неумолимые явления Вселенной и заставить естественное неравенство исчезнуть. Наоборот, оно является способом обеспечить человечеству в целом максимум пользы, которую оно может из него извлечь. С этого момента ни один человеческий институт не должен мешать человеку достигать такого положения, в котором он может наилучшим способом служить своим согражданам. Либералы подошли к проблеме не с позиции якобы неотчуждаемых прав индивидов, а с общественной и утилитаристской точки зрения. На их взгляд, равенство перед законом это благо, потому что оно лучше всего служит интересам всех. За избирателями оно оставляет право решать, кто должен занимать государственные должности, а за потребителями кто должен руководить производственной деятельностью. Тем самым оно устраняет причины силовых конфликтов и обеспечивает стабильность движения к более удовлетворительному состоянию дел.

Триумф либеральной философии породил все те феномены, которые в своей совокупности называются современной западной цивилизацией. Однако новая философия могла одержать победу только в среде, где идеал равенства доходов был очень слаб. Если бы англичане XVIII в. были одержимы химерой равенства доходов, то философия laissez faire не взволновала бы их, точно так же, как сегодня она не интересует китайцев и мусульман. В этом смысле историки должны признать, что идеологическое наследие феодализма и манориальная система внесли свой вклад в возвышение нашей современной цивилизации, как бы сильно она от них ни отличалась.

Философы XVIII в., чуждые идеям новой утилитаристской теории, могли еще говорить о преимуществах положения в Китае и мусульманских странах. Надо признать, что им очень мало было известно о социальной структуре Востока. В тех смутных сообщениях, которые они получали, достойным похвалы они посчитали отсутствие наследственной аристократии и крупного землевладения. Они вообразили себе, что эти страны больше преуспели в установлении равенства, чем их собственные страны.