Людвиг Мизес - Человеческая деятельность. Трактат по экономической теории

Следовательно, неверно утверждать, что априорное понимание и чистое рассуждение не сообщают никакой информации о реальности и структуре мира. Фундаментальные логические отношения и категории мышления и деятельности являются конечным источником всего человеческого знания. Они соответствуют структуре реальной действительности, открывают эту структуру человеческому разуму и в этом смысле для человека являются основополагающими онтологическими фактами[Cf. Cohen Morris R. Reason and Nature. New York, 1931. P. 202205; A Preface to Logic. New York, 1944. P. 4244, 5456, 92, 180187.]. Мы не знаем, о чем может думать сверхчеловеческий интеллект. Для человека любое познание обусловлено логической структурой его разума и заключено в этой структуре. Хорошие результаты эмпирических наук и их практическое применение как раз и доказывают эту истину. В тех пределах, в которых человеческая деятельность способна достигнуть поставленных целей, не остается места для агностицизма.

Если существовали бы расы, выработавшие отличающуюся логическую структуру, они не могли бы использовать разум в борьбе за существование. Единственным средством выживания, которое защитило бы их от истребления, были бы их инстинктивные реакции. Естественный отбор устранил бы тех особей этих рас, которые попытались бы применить рассуждение для определения своего поведения. Выжили бы только те индивиды, которые полагались бы только на инстинкты. Это означает, что шанс на выживание имели бы только те, кто не перерос бы психический уровень животных.

Ученые Запада накопили огромное количество материала, касающегося высоких цивилизаций Китая и Индии и примитивных цивилизаций аборигенов Азии, Америки, Австралии и Африки. Все, что стоит знать об идеях этих рас, уже известно. Но ни один сторонник полилогизма еще ни разу не попытался использовать эти данные для описания якобы отличной логики этих народов и цивилизаций.

Некоторые приверженцы марксистских и расистских догматов интерпретируют эпистемологические учения своих партий особым образом. Они готовы признать, что логическая структура разума едина у всех рас, наций и классов. Марксизм или расизм, утверждают они, никогда не пытались отрицать этот неопровержимый факт. Все, что они хотели сказать, это то, что историческое понимание, эстетические переживания и ценностные суждения обусловлены происхождением человека. Разумеется, данная интерпретация не подтверждается содержанием сочинений поборников полилогизма. Однако эта теория должна быть подвергнута анализу по существу.

Нет нужды еще раз повторять, что ценностные суждения человека и выбор им целей отражают его врожденные физические характеристики и все превратности его жизни[См. с. 4748.]. Но между признанием этого факта и убеждением, что расовая наследственность или классовая принадлежность в конечном счете определяет ценностные суждения и выбор целей, дистанция огромного размера. Существенные различия в картине мира и образцах поведения не кореллируют с различной расовой, национальной или классовой принадлежностью.

Вряд ли можно обнаружить большие расхождения в субъективных оценках, чем разногласия аскетов и тех, кто стремится наслаждаться беззаботной жизнью. Непреодолимая пропасть отделяет благочестивых монахов и монахинь от остального человечества. Но люди, посвятившие себя монашеству, есть среди всех рас, наций, классов и каст. Некоторые из них были детьми королей и состоятельных дворян, некоторые были нищими. Святой Франциск, святая Клара и их ревностные последователи были уроженцами Италии, жителей которой нельзя назвать уставшими от бренного мира. Пуританизм [38]рожден англосаксами, но то же можно сказать и о сладострастии британцев при Тюдорах, Стюартах и представителях Ганноверской династии. Выдающимся поборником аскетизма XIX в. был граф Лев Толстой, состоятельный представитель расточительной русской аристократии. Толстой считал Крейцерову сонату Бетховена шедевр сына крайне бедных родителей воплощением сути философии, против которой боролся.

То же самое относится к эстетическим ценностям. У всех рас и наций были периоды и классического, и романтического искусства. Несмотря на активную пропаганду, марксисты не смогли породить специфические пролетарские литературу и искусство. Пролетарские писатели, художники и музыканты не создали новых стилей и не утвердили новых эстетических ценностей. Их отличает только тенденция называть буржуазным все, что они ненавидят, и пролетарским все, что им нравится.

Историческое понимание и историка, и действующего человека всегда отражает личность автора[См. с. 57.]. Но если историк и политик пропитаны стремлением к истине, они никогда не позволят себе поддаться партийным пристрастиям, если только не доказали свою эффективность. Неважно, считает ли историк или политик вмешательство определенного фактора полезным или вредным. Он не может извлекать пользу из недооценки или переоценки важности одной из действующих сил. Лишь неуклюжие мнимые историки уверены, что искажениями они помогают своему делу.

В не меньшей степени это верно и в отношении понимания государственных деятелей. Какую пользу могут извлечь защитники протестантизма из неправильного понимания потрясающей мощи и престижа католицизма или либералы из неправильного понимания значимости социалистических идей? Для того чтобы преуспеть, политик должен видеть вещи такими, какие они есть; те, кто принимает желаемое за действительное, неизбежно терпят поражение. Суждение значимости отличается от ценностного суждения тем, что направлено на оценку состояния дел, не зависящую от авторского произвола. Они окрашены личностью своего автора и поэтому не могут получить всеобщего признания. Но здесь мы вновь должны поднять вопрос: какую пользу раса или класс может получить от идеологического искажения понимания?

Как уже отмечалось, серьезные расхождения, обнаруживаемые в исторических исследованиях, являются результатом различий в неисторических науках, а не в способах понимания.

Сегодня многие историки и писатели находятся под влиянием марксистского догмата о том, что воплощение социалистических планов неизбежно и является высшим благом, а на рабочее движение возложена историческая миссия выполнения задачи насильственного свержения капиталистического порядка. Отталкиваясь от этого принципа, они воспринимают как само собой разумеющееся, что левые партии избранные, реализуя свой курс, должны прибегать к актам насилия и убийствам. Революцию нельзя совершить мирными средствами. Не стоит зацикливаться на таких мелочах, как безжалостное убийство четырех дочерей последнего царя, Льва Троцкого, десятков тысяч русских буржуев и т.д. Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц; зачем подробно рассказывать о разбитых яйцах? Но совсем другое дело, если кто-нибудь из подвергнувшихся нападению попробует защитить себя и тем более даст сдачи. Мало кто упоминает об актах саботажа, разрушениях и насилии, учиненных забастовщиками. Но все авторы распространяются о попытках компаний оградить свою собственность и жизни своих работников и клиентов от этих нападений.