Игнатиус Доннелли - Гибель богов в эпоху Огня и Камня

Среди людей распространилось убеждение, что наступает конец света. Никто никогда не сталкивался с чем-либо подобным. Они не могли дать никакой другой интерпретации зловещего шума, вспыхивающих в небе дымов и падающего с самых небес огня, которые немедленно поглощал все, чего он касался.

Не было двух людей, которые бы давали одно и то же описание огромного смерча, охватившего и пожравшего деревню. Один из свидетелей говорил: «огненные злые духи ада были спущены с цепи». «Он падал с неба в виде огромных огненных щитов» — говорил другой. «Это был безжалостный дождь огня и ПЕСКА». «Вся атмосфера была в огне». Кое-кто говорил об «огромных огненных шарах, которые раскручивались и выстреливали вперед потоки». Огонь скакал по крышам и деревьям, мгновенно зажигая целые улицы. Никто не мог выстоять перед этой волной. Люди бежали от смерти, которая была над ними, позади них и перед ними» («History of the Great Conflagration», Sheahan & Upton, Chicago, 1871, p. 374).

Один инженер, который находился в Пештиго по делам бизнеса, рассказывал: «Жара возрастала столь быстро, по мере того, как все загоралось огнем, что находясь примерно в четырехстах футах от моста и ближайшего здания, я вынужден был лечь на землю за бревном, которое было погружено примерно на два фута в воду. Я выныривал из воды время от времени и, держа голову близко к воде, дышал. За этим же бревном пряталось еще двенадцать человек. Если бы мне удалось пересечь реку и пройти между зданиями на другую сторону, возможно, я бы пропал, как многие другие».

Я уже приводил описание Овидия людей «земли», скорчившихся аналогичным образом в воде, чтобы спасти себя от пламени «эпохи Огня».

В Порт-Гуроне, штат Мичиган, некто Аллисон Уивер решил остаться, надеясь, по возможности, спасти что-нибудь из хранившегося на мельнице добра, за которое он был ответственен. Он знал, что пожар приближается, и вырыл себе небольшую яму, а потом набросал поверх толстые доски и стал ждать приближения огня.

Я цитирую:

«Он заполнил свою яму почти целиком водой и побеспокоился о том, чтобы на расстояние в несколько род (Один род равен 5,03 метра. — Примеч. перев.) не было бы ничего воспламеняющегося. Направившись к мельнице, он вытащил доски в четыре дюйма толщиной, распилил их надвое, а потом еще раз — так, чтобы доски плотно закрывали вершину небольшого колодца. «Я подсчитал, что это будет недостаточно, — сказал он, — но это было лучшее, что я успел сделать». К полночи у него было все готово, и как раз к этому времени раздался страшный рев. Открытое место составляло десять-двенадцать акров по площади, и Уивер сказал, что за два часа до того, как до него дошел пожар, мимо постоянно пробегали небольшие животные. Когда он задержался, чтобы еще раз облить дом водой, какая-то лошадь стремительно выбежала на открытое пространство и на полной скорости направилась к дому. Уивер увидел, что она дрожит от ужаса и страха, и ему стало ее жаль. Через мгновение лошадь фыркнула, словно в отчаянии, обежала два-три раза вокруг дома и потом бросилась в лес, словно ракета».

В предшествующих главах я уже приводил легенды различных народов, в которых описывались перепуганные животные, стремительно вбегающие вместе с людьми в пещеры, спасаясь от гигантского пожара.

«Вскоре после этого пришел огонь. Уивер стоял у своего колодца, готовый скрыться, но желая перед этим посмотреть на разрушительное действие огня. Поначалу рев постепенно усиливался, воздух становился удушливым, с неба на землю спускалось облако пыли и золы. Он мог видеть пламя сквозь деревья. Огонь не бежал по земле и не перескакивал с дерева на дерево; он налетел словно вихрь, стена огня простиралась от земли до вершины деревьев. Как только огонь дошел до открытого места, Уивер прыгнул в свой колодец и закрылся сверху досками. Больше он ничего не мог видеть, но был способен слышать. Он говорит, что огонь ни на мгновение не остановился и совершенно не уменьшил свой рев. Сидеть в яме, пока его дом и мельница горели, стоили Уиверу большого труда. Адом и мельница превратились в золу всего за пять минут. Дым мешал ему дышать, а в его убежище было нестерпимо жарко.

Он знал, что доски над ним занялись огнем, но, помня об их толщине, подождал, пока рев над головой прекратится, а затем головой и руками перевернул их и набросал на них ладонями воды. Хотя ночь была холодной, и сидеть в воде поначалу показалась ему неприятным, тепло воздуха постепенно согрело воду и скоро Уивер почувствовал себя достаточно комфортно. Он оставался в своем укрытии до наступления следующего дня, часто поворачивая доски и гася огонь, пока самое худшее не было позади. Земля вокруг местами еще горела, дома и мельницы не было, листья, куст и бревна исчезли, словно их срезали, а потом смели метлой. Ничего не осталось на их месте, кроме пепла и золы» («History of the Great Conflagration», Sheahan & Upton, Chicago, 1871, p. 390).

В Вилльямсонз Миллс, Висконсин, был большой, но неглубокий пруд рядом с домом, принадлежавшим г-ну Бурману. Отрезанные пожаром испуганные люди, думая, что найдут спасение в воде, прыгали в этот пруд. «Безжалостная ярость огня заставила их очертя голову бросаться в воду, бороться друг с другом и умирать — некоторые при этом утонули, другие погибли от огня и удушья. Никто не спасся. Там было найдено тридцать два тела. Люди застыли в самых разнообразных позах, но выражение агонии на лицах и судорожно сжатые конечности ясно говорили, что с ними произошло» (Ibid., р. 386).

Читатель, надеюсь, извинит меня за подробное перечисление страданий, поскольку я хочу только дать ему представление о том, какие муки должны были пережить наши предки при том ужасном бедствии, которое обсуждается в настоящей книге.

Джеймс Б.Кларк из Дейтройта, который находился в то время в Юнионтауне, писал:

«Внезапно огонь дернулся вперед, подобно вспышке после выстрела орудия и окружил город с одной стороны полумесяцем. Было невозможно понять, откуда у продвигающегося вперед пламени такая ужасающая скорость. Стремительно бегущий огонь, казалось, пожирал деревья».

Они увидели темную массу, продвигавшуюся к ним от стены огня:

«Это было массовое бегство скота и лошадей, которые промчались мимо нас; и в их реве и ржании слышался стон. Они неслись с ужасающей скоростью. Их глаза были расширенными, в них был заметен страх. В каждом их движении было видно, что они обезумели от страха. Некоторые животные имели на себе большие ожоги — должно быть, убегая от огня, им приходилось перепрыгивать через пламя. На довольно большом расстоянии за ними бежала одинокая лошадь, тяжело дыша, хрипя и в полном изнеможении. На лошади было седло и уздечка. К спине, как мы поначалу подумали, был привязан мешок. Когда лошадь подбежала ближе, мы с изумлением обнаружили молодого парня, лежащего на шее лошади, уздечка была намотана на его руки, а пальцы с силой сжимали гриву. Почти не требовалось усилий, чтобы остановить усталую лошадь и немедленно снять с нее беспомощного парня. Его внесли в дом и сделали все, что могли для него сделать. Но он надышался дымом и, похоже, умирал. Прошло немного времени, и он достаточно пришел в себя, чтобы обрести способность говорить. Он назвал свое имя: Патрик Бирнс — и сказал: «Отец, мать и дети спрятались в фургоне. Я не знаю, что с ними сейчас. Все сгорело. Я умираю. О, неужели в аду хуже, чем здесь?» («History of the Great Conflagration», Sheahan & Upton, Chicago, 1871, p. 383).