Ефим Лихтенштейн - Слово о науке. Афоризмы. Изречения. Литературные цитаты. Книга первая.

Не одни теории и научные гипотезы — эти мимолетные создания разума, — но и точно установленные новые эмпирические факты и обобщения исключительной ценности заставляют нас переделывать и перестраивать картину природы, которая оставалась нетронутой и почти неизменной в течение нескольких поколений ученых и мыслителен.

Новые взгляды на мир, в сущности углубленное обновление веками сложившихся старинных представлений об окружающей среде и о нас самих, захватывают нас с каждым днем все больше и больше. Они неуклонно проникают все дальше и глубже в область отдельных наук, в поле научной работы. Эти новые воззрения касаются не только окружающей нас косной природы; они захватывают так же глубоко и явления жизни, они изменяют наши представления в областях знания, которые нам наиболее близки…

К концу жизни хочется закончить свои научные искания, и это представляется наиболее важным в жизни.

Чтобы быть философом, говорит Мальбранш, надо ясно видеть, а чтобы быть правоверным, надо слепо верить.

Мудрость заключается только в одном: признать разум как то, что управляет всем при помощи всего.

Этот космос, один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек, но всегда он был, есть и будет вечно живым огнем, мерами загорающимся и мерами потухающим.

Уважение к истине — начало премудрости.

Наука не имеет силы отрешаться от прочих элементов исторической эпохи; напротив, она есть сознательная, развитая мысль своего времени; она делит судьбы всего окружающего.

…догматизм в науке не прогрессивен; совсем напротив, он заставляет живое мышление осесть каменной корой около своих начал; он похож на твердое тело, бросаемое в раствор для того, чтоб заставить кристаллы низвергнуться на него; но мышление человеческое вовсе не хочет кристаллизоваться, оно бежит косности и покоя, оно видит в догматическом успокоении отдых, усталь, наконец ограниченность.

Человек должен верить, что непонятное можно понять; иначе он не стал бы размышлять о нем.

Естествознание так ясно показывает, что самое таинственное, самое волшебное протекает необыкновенно просто, открыто и без всякой магии. Должно же оно исцелить, наконец, бедных невежественных людей от жажды туманного, сверхъестественного.

…во время плавания на «Бигле» я был вполне ортодоксален. Однако… я постепенно пришел к сознанию того, что Ветхий завет с его до очевидности ложной историей мира, с его вавилонской башней, радугой в качестве знамения завета и пр. и пр. и с его приписыванием богу чувств мстительного тирана заслуживает доверия не в большей мере, чем священные книги индусов или верования какого-нибудь дикаря.

Мыслю — следовательно, существую.

Философия и медицина сделали человека самым разумным из животных, гадание и астрология — самым безумным, суеверие и деспотизм — самым несчастным.

Дайте мне материю, и я построю из нее мир.

Относительно мнений святых о явлениях природы я скажу одним словом: в богословии имеют вес авторитеты, в философии же — разумные основания… Но Для меня более священной является истина, и я, при всем своем почтении к отцам церкви, научно доказываю, что Земля кругла, кругом заселена антиподами, незначительна и мала и летит через созвездия.

Нет другого пути понять ядерную физику, помимо диалектического материализма.

Нет сомнения, что истина стоит в таком же отношении ко лжи, в каком свет стоит к мраку…

Ничто не велико, что не истинно.

Когда я впервые стал заниматься изучением природы и увидел ее противоречие с тем, что можно было бы считать замыслом Творца, я отбросил прочь предубеждения, стал скептиком и во всем сомневался, и тогда впервые открылись мои глаза, и тогда впервые я увидел истину.

Итак, напрасно многие думают, что все, как видим, с начала творцом создано, будто не токмо горы, долы и воды, но и разные роды минералов произошли вместе со всем светом и потому-де не надобно исследовать причин, для чего они внутренними свойствами и положением мест разнятся. Таковые рассуждения весьма вредны приращению всех наук, следовательно, и натуральному знанию шара земного, а особливо искусству рудного дела, хотя оным умникам и легко быть философами, выучась наизусть три слова: «Бог так сотворил» — и сие дая в ответ вместо всех причин.

Из ничего не творится ничто по божественной воле… Если же будем мы знать, что ничто не способно возникнуть из ничего, то тогда мы гораздо яснее увидим. Наших заданий предмет: и откуда являются вещи, И каким образом все происходит без помощи свыше.

…мы берем чистое золото науки — ее естественнонаучную, экспериментальную, проникнутую строжайшей критикой работу, которая составляет ее душу и от которой отпадают, как пустая шелуха, все фальсифицированные полунаучные продукты, стремящиеся к ней пристроиться.

Пора припомнить сказанное более 2300 лет назад: «Никто из нас, ни софисты, ни поэты, ни ораторы, ни артисты, ни я, не знает, что такое истина, доброе и прекрасное. Но между нами то различие, что хотя они все ничего этого и не знают, тем не менее уверены, что знают „нечто“, между тем, как я, если и не знаю, то по крайней мере, нимало не сомневаюсь в том».

Теоретическая разработка вопросов естествознания (в самом широком смысле) одна только может дать правильный метод к познанию истины и вести к установлению законченного миросозерцания или, по крайней мере, по возможности приблизить к нему.

…советский деятель науки, в какой бы специальной области знаний он не трудился, должен владеть методом диалектического материализма и уметь пользоваться им, применять его в практике научно-исследовательской работы.

…необходимо всегда подчеркивать, что мировоззрение совершенно повисает в воздухе и легко может быть разрушено, если оно не основано на твердой почве действительности, а поэтому каждый, кто хочет выработать свое научное мировоззрение, должен сначала овладеть данной областью фактов.

…в самой науке заложена идея справедливости.

…природа состоит из бесконечных атрибутов, из которых каждый в своем роде совершенен. Это вполне согласуется с определением, которое дается богу.

…я сочиняю трактат, излагающий мои взгляды на Писание, к этому побуждают меня: …свобода философствования и высказывания того, что думаешь, — свобода, которую я стремлюсь утверждать всеми способами и которая здесь терпит всяческие притеснения вследствие чрезмерного авторитета и наглости проповедников.