Александр Горбовский - Незваные гости? Полтергейст вчера и сегодня

За ее приглашение в гормилицию я в понедельник получил соответствующий нагоняй от прокурора г. Киева.

Но я был удовлетворен тем, что после моего отъезда с этой женщиной, в доме в Саперной слободке воцарилось спокойствие. Однако через какой-то промежуток времени при посещении указанной соседкой этого дома и встречи ее с Андриевской опять предметы стали «прыгать». Этим происшествием в г. Киеве, насколько я помню, занимался профессор Фаворовский…

Рассказ инспектора уголовного розыска интересен не только описанием феномена, но и тем, что против полтергейста применялись те же методы, посредством которых решались тогда в Советской России все проблемы: милиционеры оцепили дом, устроили в нем обыск; начальник (очевидно, чтобы поразить или напугать невидимого врага) принимается стрелять в стену; и в довершение всего присутствовавшая женщина, по сути первая попавшаяся, была арестована, а затем передана в ГПУ.

Безусловно, эта сторона дела характеризует скорее политические нравы эпохи, нежели сам предмет нашего разговора, но подчеркну главное — и тогда, шестьдесят лет назад, милиция, исчерпав все свои средства, сделала единственное, что ей оставалось, — передала непонятное это дело в ведение науки. В данном случае — Институту судебной экспертизы.

Что касается попыток самой милиции решить проблему своими средствами, то делается это в системе присущих ей реалий — т. е. ставится задача найти виновного и уличить его. Такой обвинительный уклон не должен удивлять, если принять во внимание саму направленность этой организации, а отсюда и неизбежные психологические стереотипы людей, работающих в ней.

Такой обвинительный уклон присутствует почти в каждом деле о полтергейсте, когда пострадавшие рискнули пригласить на помощь милицию. Не оказалась исключением и семья Рощиных, живущих в деревне Никитской под Клином, недалеко от Москвы. [4] Подробнее см.: «Московские новости» от 29 марта 1987 г., с. 9.

Все началось (зимой 1986–1987 гг.) с того, что нечто странное стало происходить с электричеством. По нескольку раз в день его стали отключать автоматические пробки-предохранители. Иногда это происходило так часто, что Рощины предпочитали обходиться без электричества и проводить вечера при свечах, как их предки. Так было спокойнее. Тем более что временами без всяких причин счетчик сам по себе начинал вдруг бешено вращаться, насчитывая совершенно необъяснимые, незаконные, но тем не менее обязательные к уплате рубли. По словам местного прокурора:

— За электроэнергию обычно семья Рощиных платит около полутора рублей в месяц. А за февраль, когда выбивало пробки и бешено крутился счетчик, они уплатили сорок три рубля.

Еще раньше, примерно за месяц до февраля, когда полтергейст особенно разбушевался, Рощиным пришлось заплатить за месяц еще больше — 96 рублей.

Но оказалось, все это было только прелюдией.

Как и в других подобных же ситуациях, в доме сами собой стали передвигаться предметы. С места на место перелетали сковородка, сахарница, электробритва. Потом внезапно начали падать тяжелые предметы: кувыркнулся стол, лег на бок холодильник со всем, что было в нем, сами по себе вдруг сползли и рухнули на пол верхние половины сервантов.

Чтобы уберечь телевизор, цветной, последней марки и купленный недавно, его завернули в одеяло, отнесли подальше от дома и положили на дороге, прямо на снег.

— Кошка ли прыгнет, стукнет где-то — мы уже пугаемся, опять что ли все началось? Пока у нас тихо, — рассказывал хозяин дома, семидесятилетний Михаил Рощин, в дни временного затишья. — Тех ужасов, которые мы пережили, больше нету. А тогда выбивало пробки. Не раз откручивался водопроводный кран и хлестала вода. Убытков мы не подсчитывали, никто их нам не возмещал. Новые стекла, конечно, вставили. Обои испорченные переклеивали. Были разбитые цветочные горшки, стекла в шкафу, который упал на кухне…

Решив, очевидно, что пространства дома для него недостаточно, полтергейст стал выбрасывать вещи за его пределы. Из комнаты вылетела сахарница и, перелетев через кухню, пробила окно и вылетела наружу. Через минуту тем же путем отправился молоток, склянка с синькой.

Когда отчаяние обитателей дома перешло наконец все пределы, жена хозяина Анна Петровна решилась позвонить в милицию. Что еще оставалось делать им, кого было звать на помощь? Дежурный, услышав ее жалобы, расхохотался. Он искренно полагал, что старушка, позвонившая ему, решила его разыграть.

— Вам смешно, — расплакалась она. — А мы вещи выносим!

Убедившись, что с ним не шутят, встревоженный дежурный тут же по тревоге поднял наряд милиции. При виде патрульной машины, которая, включив сирену, мчалась по проселочной дороге, кому из встречных могло бы прийти в голову, по какому странному вызову спешат эти облаченные в официальные мундиры, вооруженные люди. Прибыв на место, группа тут же приступила к делу. Но сколько бы необычно и непохоже на другие ни оказалось это дело, сила стереотипов, выработанных многолетней практикой, оказалась сильнее. Вот почему первое, что сделали они, едва войдя в дом, это тщательно и привычно обыскали его, от чердака и до подпола. Искали они, однако, не таинственную силу, производящую беспорядок в доме и увидеть которую все равно было бы невозможно. Объект их поисков был куда реальнее и прозаичней — самогонный аппарат. Окажись он в доме, и все происходившее в нем тут же получило бы в глазах милиции полное объяснение. Ясное дело, если есть самогон, значит, хозяева пьют без просыпу и им покажется, что холодильник не то что падает, а под балалайку пляшет! А если так, то оштрафовать их и все, чтобы впредь неповадно было!

Но на этот раз удача обманула милицию. Ни самогона, ни аппарата для его изготовления в доме не оказалось. Впрочем следователь А. Редькин, которому начальство не иначе как в наказание за что-то поручило это неблагодарное дело, не терял надежды. Нужно поговорить с людьми, односельчанами, соседями Рощиных. По опыту он знал, кто-нибудь да таит на них зло и обиду. Кто-нибудь да даст ему ниточку, которую он искал, и, потянув за которую, можно будет вытянуть все дело. Увы, в итоге всех этих разговоров скрепя сердце ему пришлось внести в протокол констатацию, что Рощины «не буянят и в пьяном виде по улицам не расхаживают».

Впрочем, у следователя оставалась еще одна карта, которая могла оказаться решающей, — двенадцатилетний внук хозяина Алеша. Не он ли устраивает исподтишка все эти дурацкие игры? Как и по предыдущей версии, никаких особых доказательств здесь и не требовалось. Признается мальчик — сразу все и объяснится, не останется никаких недоумений. Нужно было только облегчить ему признание, объяснить, что, если сознается, его не накажут, ничего ему не будет. За годы работы следователь знал, что лучше всего «признаются» в милиции. Сама обстановка, надо думать, располагает там к «искренности».