Александр Кондратов - Этруски: загадка номер один

Но, увы, это не так. Текст «льняной книги» разорван на бинты совершенно произвольно, верхние буквы в некоторых местах оказались на одном бинте, а нижние — на другом. Ясно, что читать его производящие похоронный обряд люди не умели. Правда, египетские жрецы или изготовители мумий и не обязаны были знать язык этрусков. Однако и анализ текста показал, что надеждам на египетско-этрусскую билингву не суждено сбыться. Ибо в нем часто встречаются имена богов этрусков и ни разу — имена египетских богов, столь частые в «Книге мертвых».

Так что же написано а этой уникальной этрусской книге? Кстати, уникальной еще и потому, что это самый поздний из дошедших до нас текстов на языке этрусков. Он датируется I в. н. э., в то время как остальные письмена, как мы уже говорили, относятся к первым векам до нашей эры.

Пока шли споры о «льняной книге», она постепенно приходила в плачевный вид. И без того многие ее части были повреждены бальзамом, которым пропитывали бинты, и неумолимым временем. Когда мумию разбинтовали и очистили драгоценные тексты, льняная ткань стала выцветать, буквы тускнеть и становиться почти неразличимыми. На помощь призвали современную технику. «Загребскую пелену» сфотографировали в инфракрасных лучах. Но и после такого фотографирования исследователи могут удовлетворительно читать примерно 1185 слов текста.

О чем говорит этот текст? Текст, первоначально имевший форму свитка шириной в 35–40 сантиметров и длиной в несколько метров, начертанный столбцами, из которых до нас дошло лишь неполных двенадцать — 340 строк, 1500 слов. Многие исследователи пытались проникнуть в тайну «загребской пелены», текст, да и облик которой столь непохожи на привычные этрусские надписи. Самого большого успеха в ее изучении добился немецкий этрусколог Карл Ольцша.

Прежде всего он обратился не к самому тексту, а к Игувиенским таблицам, о которых мы рассказывали в начале четвертой главы, и к ряду других италийских текстов, например римских молитв, приводимых в одном из сочинений сенатора Катона. Ритуальные тексты, италиков делятся на отдельные части, в которых чередуются предписания о жертвоприношениях и молитвах. Причем все они имеют определенные устойчивые формулы, строгие грамматические конструкции. Далее Ольцша задался вопросом: если в тексте «льняной книги» часты имена богов и если она четко делится на семь частей или глав (это было установлено еще до Ольцши), то, быть может, и «загребская пелена» является ритуальным текстом, подобным тем, что были у италиков? Ведь между ними и этрусками существовали теснейшие контакты, причем именно в области религии и ритуалов этруски оказывали наиболее сильное влияние на своих соседей! Словом, нельзя ли ритуальные тексты италиков использовать как своего рода искусственную билингву — билингву, пускай не по содержанию, а хотя бы по характеру и структуре текста — так называемую «квази-билингву»?

Ольцша приступил к анализу «льняной книги». Сначала он провел группировку частей текста. Затем установил, что большие отрывки этого текста стереотипно, слово в слово, повторяются в различных частях. Далее он установил, что эти параллельные части текста можно разделить на подобия строф, одинаковых по структуре и регулярно повторяющихся в отдельных частях.

«Таким образом было получено представление о большом связном тексте, тогда как прежде приходилось иметь дело с произвольно вырванными отрывками, — оценивает работу Ольцши его коллега и соотечественник Иоганнес Фридрих. — То, что каждая строфа начинается с имени бога, дает основание думать, что текст представляет собой молитвы. Между молитвами располагаются небольшие отрывки, которые Ольцша, судя по встречающимся в них отдельным словам, считает указаниями на обряд жертвоприношений… Едва ли можно утверждать, что Ольцша прав во всех частностях, но ему, по-видимому, все-таки удалось открыть новый путь проникновения в этот труднодоступный язык», ибо он «отважился дать новую полную интерпретацию единственного в своем роде литературного памятника этрусского языка».

Ольцше удалось выделить части текста, посвященные различным богам. Один из них относится к богу по имени КРАП, который отождествляется с Грабовием, богом италиков-умбров. Другой раздел посвящен богу НЕТУНСУ, т. е. Нептуну (кстати сказать, несмотря на свое заимствованное из латыни, имя Нетунс — это этрусское божество, вошедшее позднее в пантеон римских богов; причем первоначально он не имел ничего общего с греческим повелителем морей Посейдоном и почитался как повелитель текучей воды рек, ручьев, податель влаги на поля). Остальные разделы посвящены богам этрусков, столь же загадочным, как и те, чьи имена начертаны на бронзовой печени, — о них мы почти ничего не знаем, кроме имен.

Подводя итоги своих исследований, Ольцша сделал вывод о том, что «льняная книга» — это своеобразный религиозный календарь, ибо каждый раздел ее начинается с обозначения числа и месяца, следующих в определенном порядке. Далее следуют строфы, открывающиеся именем божества, а вслед за ним идут обращенные к тому или иному божеству молитвы за благополучие города (правда, название конкретного города установить не удалось), а также перечень дат, когда надо возносить благодарности за исполнение желаний и, наконец, какие жертвы какому божеству следует приносить.

Как видите, выводы Карла Олъцши очень осторожны. И все же его работа вызвала критику многих этрускологов. Причем наиболее уязвимым местом в ней они находили то сходство, которое исследователь увидел в италийских ритуальных текстах, прежде всего в Игувиенских таблицах, и в тексте «пелены» из Загреба. Дело в том, что костяком, на котором держится «льняная книга», являются календарные даты. А их-то в Игувиенских таблицах как раз и нет. Вряд ли можно проводить параллели в грамматических конструкциях языка этрусков и италийских наречий на том лишь основании, что в ритуальных текстах италиков и в «загребской пелене» имеются определенные стандартные формулы.

«От признания параллельности текстов до убежденности в том, что они схожи, — расстояние немалое. Ольцша не всегда оперирует достаточно четкими исходными данными, — пишет, например, чешский профессор Карел Яначек. — Он вынужден одну гипотезу строить на другой и тем не менее отваживается делать выводы».

С этим мнением согласен и австрийский этрусколог А. Пфиффиг, автор последней книги, подытоживающей многовековое изучение этрусского языка. Он полагает, что Ольцша слишком преувеличивает сходство между италийскими религиозными текстами и текстом «загребской пелены». И вообще следует крайне осторожно проводить всякие параллели между этрусками и другими народами. Не только в языке, но и во всем, что касается культуры этого загадочного народа. Ибо, как говорил Дионисий Галикарнасский, не только язык этрусков не похож ни на один язык мира, но и образ жизни у них совершенно особый.