Григорий Кваша - Рождение и гибель цивилизаций

«Если на рубеже XV–XVI веков на первом месте для османской правящей верхушки было осуществление широких экспансионистских планов в Европе, Азии и Африке, то во времена Сулеймана I и его преемников главное внимание сосредотачивалось па сохранении и упрочении статуса мировой державы. Внешняя политика Порты в XVI веке не стала менее агрессивной, но опыт затяжных войн показал, что к середине века в Европе установилось определенное равновесие османских и антиосманских сил. Более того, существование постоянной турецкой угрозы способствовало складыванию в Центральной и Западной Европе крупных централизованных и многонациональных государств, способных противостоять османам в экспансии. В новых условиях для Порты было особенно важно не допустить создания мощной антиосманской коалиции и принять все меры для ослабления тех стран, которые реально или потенциально могли быть силой, угрожавшей прочности позиций империи» (М. Мейер).

В этой перемене обстановки очень много смысла, очень много информации для россиян конца XX века. Итак, Империя, чувствуя скорое прекращение своего специфического ритма, срочно сбрасывает наступательные амбиции, сосредотачиваясь на легализации и узаконивании захваченного в предыдущих фазах. Запад, пребывая в оковах былого страха, с радостью пойдет на мировую. Но Империя уже свершила главный свой подвиг (награда за который — всеобщая ненависть): показала миру пример политической силы, обучила народы политической грамоте, буквально заставила Европу объединяться. Так было при османах в XV веке, так же обстоит дело и n XX веке, когда раздробленная, а потому бессильная Европа наконец-то почувствовала свое единство и наконец-то на месте континента бесконечных войн создаст континент вечного мира.

Заслуги Четвертой России в создании будущей политической конструкции мира пока, конечно, до конца оценить невозможно. Думается, будущее континентальное (меридиональное, трехнолюсное) строение мира будет придумано все-таки в Москве. Рождение единой и равномерной Европы, ее прошлое освобождение от германоцеитричности и будущее освобождение от американозависимости — все эго Россия. Заслуга же Османской империи — в рождении мощного государства Габсбургов, по также и в привитии Европе вкуса к мощным централизованным государствам. Достаточно неожиданное победное шествие абсолютизма но Европе, безусловно, связано с османским имперским циклом (1413 1557). Теоретики считают, что «абсолютная монархия пришла на смену сословной монархии», и связывают ее с именами Людовика XIV, Филиппа II, Елизаветы Тюдор. Зачатки абсолютизма находят у Людовика XI (1461–1483), но ничего не говорят о нетленном образе Мехмеда II, потрясшем воображение европейцев.

Далее надо бы рассмотреть историю Великих Моголов (1521–1665) и тоталитарного двойника, чью жизнь обеспечивала эта-самая географически восточная Империя. Однако в тексте «Поисков Империи» нет ни слова о тоталитарном двойнике. Погрузившись в толщу мира Востока, эта странная Империя нигде не соприкасалась с миром Запада. Возможность же рождения тоталитарного двойника в мире Востока пока исследована плохо. Единственный претендент — это государство Сефевидов (Иран). Максимального могущества государство достигло при Аббасе I, правившем с 1587 по 1629 год, что весьма точно соответствует третьей фазе Великих Моголов.

Оставим эту тему для более подробных исследований и обратимся к Четвертой Англии (1761–1905). Как уже говорилось, главными чудовищами, рожденными этим английским циклом, были Великая французская революция и следующий за ней в некотором отдалении Наполеон Бонапарт. А начиналось все с Семилетней войны (1756–1763), в которой главную победу одержала Великобритания над Францией в борьбе за колониальное и торговое первенство.

С победы в Семилетней войне начинается величие Англии. «Она завладела Северной Америкой, подготовила себе владычество в Индии, стала считать своей собственностью господство над морями. Все это вдруг высоко поставило Британию над другими странами, расположенными на одном материке и осужденными поэтому играть сравнительно незначительную роль в последующей истории мира» (Дж. Грин).

Такого удара Франция не стерпела: ее стратегическое отставание от всемирного исторического процесса, возглавленного Англией, стало очевидно. Надо было ответить, и Франция ответила, но это был ответ не простого западного государства, а тоталитарного двойника. Во Франции грянула жуткая и до сих пор до конца не понятая революция (1789–1799). Штурм Бастилии, Декларация прав человека, жирондисты, якобинцы, террор, Директория… Наконец, консульство Наполеона и его же первая империя (1804). Англия и Франция вступают в двадцатилетие почти беспрерывных войн (1793–1815). Обратимся к «Поискам Империи».

Франция для Англии, Англия для Франции были в то время такими же раздражителями друг для друга, как Россия и Германия в первой половине XX века и Россия и США во второй половине XX века. Явление столь яростного соперничества — противостояние империи и тоталитарного двойника. Все, что происходило в те годы с Францией, было спровоцировано Англией, чаще страной, а иногда ее политиками, людьми. Великая французская революция свершилась в 1789 году, за восемь лет до начала второй фазы в английской Империи, и своим характером определила не только 1797 год, но и весь характер второй английской фазы, так называемую антиякобинскую реакцию. Страну захлестнула мутная волна неистового псевдоиатриотизма. Любые радикальные или просто критические сантименты воспринимались как проявление профранцузских настроений» (Ч. Поклеен). «Эта долгая война, происходившая в критический момент нашего социального развития, была тяжелым несчастьем. Война, вызнавшая большие затруднения и экономической жизни и «антиякобинскую» реакцию против всех предложений о реформе и всякого сочувствия к жалобам и страданиям бедноты, создала наихудшую обстановку для промышленных и социальных перемен» (Дж. Тревельян). Согласитесь, что в таких или даже более жестких выражениях мы могли бы говорить о периоде российско-германского противостояния 1914–1945 годов, списывая на это противостояние все невзгоды и трудности тех времен. «Война с Францией складывалась для Британского королевства весьма неудачно: брошенная союзниками, терпящая поражение за поражением от молодого талантливого генерала французской республики Наполеона Бонапарта, Англия была вынуждена вывести свои войска и из Европы, и из Средиземноморья. Теперь, когда от флота и армии неприятеля ее отделяло только узкое Северное море, Англия сама жила в страхе перед возможным вторжением. Тревожно обстояли дела и и бурлящей Ирландии, население которой ожидало высадки французов с явным нетерпением» (Ч. Поулсен). Впрочем, военные неприятности постепенно прекращаются. Февраль 1797 года — это победа Джервиса; далее идут победы Депкена, Нельсона; в 1805-м (8-й год фазы) знаменитая победа в Трафальгарской битве. Никаких следов былой паники, а ведь английскому флоту противостоял и французский, и испанский, и голландский флоты. Воевать в ближайшие годы предстояло и с датчанами, и с русскими, и с турками…Победа над Наполеоном пе облегчила жизнь народа, как не облегчила жизни народа и наша Победа в 1945 году Казалось бы, после столь грандиозных побед должно было произойти смягчение нравов. Но не было этого в России после 1945 года, не было и в Англии после 1815 года. «Мир, заключивший великую борьбу с Наполеоном, оставил Британию в состоянии возбуждения и истощения» (Дж. Грин).