Наталья Гусева - Индия в зеркале веков

Я заглянула туда: на песке под нарядным покрывалом стоял чарпой. Он выглядел заманчиво. Но зато под потолком вокруг лампочки кружились, жужжали, метались обгоняя друг друга, самые разные по цвету, размерам и форме мошки, москиты, комары, бабочки и еще что-то, чему я и названия не знаю.

— А на воздухе нельзя спать? — осторожно осведомилась я. — Я боюсь, что здесь будет ночью немного душно.

— Конечно, можно. Где вы хотите, лишь бы вам было хорошо.

Откинув двери-завесы, мы вышли из-под всех трех пологов. Солнце скатывалось за золотой край безмолвных полей. Небо стало белым, серебряным, розоватым, золотистым и золотым, глубоким и бескрайним — закатное небо Индии.

В густой листве манговых деревьев сгустился мрак и оттуда слышались голоса засыпающих павлинов. С полей доносился оглушительный звон цикад, а с деревенской площади долетало пение — там продолжали молиться.

Сквозь резьбу листьев над головой замерцали первые звезды. Минута, две, три — и они уже рассыпались по всему небу. Поля за шамианой и небо почти в мгновение ока слились в черный океан и, как сверкающий планктон, всюду вокруг засветились мириады звезд, а среди них стали вспыхивать и гаснуть светляки.

Мои друзья зажгли яркие карбидные лампы, причудливо осветившие их чернобородые лица под белоснежными тюрбанами, и стали устраиваться на ночлег. Для меня поставили чарпой в один ряд со своими чарпоями, покрыли его вышитыми простынями, положили вышитую подушку и натянули над ним москитную сетку. Захотелось спать уже при одном виде этих приготовлений.

Я нырнула под сетку и заснула сладчайшим сном в теплой прохладе пенджабской ночи.

Разбудило меня пение. Тихое, мелодичное, многоголосое, оно лилось одновременно со всех сторон. Это намдхари пели утренние молитвы. Великие гуру сикхизма говорили, что лучшее время для молитвы — предрассветный час. Поэтому утроилось, удесятерилось к рассвету число поющих. Люди пели в этой темноте и тишине, прославляя милосердие бога, в которого верили, и воспевая красоту родной природы.

Небо было еще темным, но уже что-то изменилось в нем, уже было ясно, что вот-вот звезды побледнеют и уплывут из глубины пробуждающегося света.

Молящиеся пели о том, как прекрасно утро в Пенджабе, как прекрасна пенджабская весна. Большой мудростью надо было обладать, чтобы прославлять в молитвах поля и реки своей страны, восхвалять скот, и урожаи, и ветра.

А в это время небо над полями стало розовым и золотым, сквозь москитную сетку стало видно, как рассеиваются тени, как обозначаются краски листьев и цветов, как все больше алеет водток.

И тогда проснулись павлины и стали перелетать с дерева на дерево прямо на фоне восходящего солнца. Мне кажется, что никогда в жизни я не видела ничего более красивого. И фантастические контуры этих птиц на фоне сияющего рассвета, и их хвосты, отливающие всеми оттенками всех цветов, и синие шеи, и изящные головки с цветными хохолками, и легкость полета — от всего этого просто захватило дух, и я боялась только одного, что вот-вот изменятся краски, изменится свет, рассеется эта феерия и прервется райский воздушный балет.

Он вскоре прервался. Солнце взошло, и павлины спустились на землю, чтобы искать корм. А я села на своем чарпое и увидела, что вся моя чернобородая гвардия уже проснулась.

Мои сосед слева и мой сосед справа тоже сидели на чарпоях и дружно расчесывали свои черные волосы, спустив их почти до земли. Сваран улыбнулся мне из-под завесы волос и сказал, что после завтрака мы пойдем на свадебный обряд.

И снова, как вчера, не то десять, не то двадцать мальчиков принесли нам завтрак в шамиану, и потом мы пошли все осматривать.

Опять прошли через бесшумную белую толпу, неторопливо плывущую по песчаным улицам, и вошли в деревню. Здесь в дни праздников и торжеств бесперебойно работает так называемый гуру-калангар, то есть кухня гуру, — прекрасный обычай сикхизма. День и ночь готовят пищу, и пекут пресные лепешки — чапати, и день и ночь кормят всех, кто приходит, чтобы поесть. Во дворе кухни и на прилежащих улочках сидело на корточках много людей. Прислужники раздавали тарелки из листьев и обносили всех лепешками и гороховой кашей с овощами и красным перцем.

Все ели так аппетитно, захватывая кашу пальцами и кусочками лепешки, что и мне захотелось присесть на корточки рядом с какой-нибудь крестьянской семьей и, не торопясь, погрузиться в смакование этой жгучей рыжей каши и одновременно в ленивое разглядывание всех мимо проходящих.

Заглянули через дверь и в самую кухню. Входить туда нельзя без омовения, а если кто из поваров выйдет, то и он должен омыться, прежде чем войдет обратно, — разумное предписание в условиях страны, где одна эпидемия спешила сменить другую. В кухне был полумрак. По стенам метались красные отблески огня и тени полуголых поваров. Одни месили тесто, другие быстро — шлеп-шлеп — расшлепывали на ладонях чапати, третьи переворачивали их на множестве сковородок, четвертые мешали кашу, пятые резали овощи, и все это делалось дружно, слаженно, в едином ритме. Снаружи через специальное окно подавали новые продукты.

Вся эта работа — четкая и быстрая — наглядно показывата, как была устроена походная кухня сикхов. Бессчетное количество раз во время быстрых военных передвижений приходилось быстро готовить пищу, кормить воинов и исчезать без следа, не оставляя после себя даже пепла костров.

Давно миновали те времена, но до сих пор даже у намдхари, этих мирнейших из мирных можно увидеть, как это нужно делать.

Затем пошли на площадь, откуда доносилось пение и раздавалась музыка. Здесь шамиана была натянута как огромное кольцо — середина площади не была покрыта и тут, на круглом возвышении, разжигали священный огонь, готовились к обряду бракосочетания. Толпа разместилась тоже кольцом под навесом, а по его внутреннему краю, лицом к огню, сидели парами женихи и невесты. На этот раз было около пятидесяти пар, но бывают свадьбы и для ста пар одновременно. Где бы ни жили намдхари, а их можно встретить и в Африке, и в Индонезии, и на Филиппинах, и в разных других странах, отовсюду они должны приехать сюда, в Пенджаб, для проведения свадебной церемонии. Только здесь должны заключаться браки, в присутствии гуру — главы всей общины. Только здесь, на священной земле предков, на земле, давшей Индии учение Вед и учение сикхизма, может начинаться жизнь молодой семьи.