Наталья Гусева - Индия в зеркале веков

Если закрыть глаза и не смотреть вокруг, то можно легко себя вообразить в русской церкви…

В разгар молитвы пуджари вдруг обратился ко мне и спросил на хорошем английском языке:

— Вы были в Агре? Я из Агры.

Мы поговорили об Агре, и в разговоре приняли участие почти все присутствующие, а младший жрец продолжал в это время читать мантры.

Отношение к богам самое домашнее. Все естественно, просто, как в своей семье, без выспренних чувств и слов. В любую минуту можно прервать молитву, в любую минуту начать снова — боги не осудят. Кто хочет — разговаривает, кто хочет — улыбается или смеется, а потом опять молится, никто не посмотрит с укором.

А однажды меня пригласили в храм Шивы на пуджу, которую устраивали специально для меня.

У каменного фаллоса — символа бога Шивы, называемого шивалингам, сидел пуджари, молился за меня. Прерывая молитву, деловито объяснял, что я должна делать: вот сейчас посыпать на изображение бога красный порошок, а сейчас — лепестки цветов, а затем — трилистную траву билва, посвященную Шиве. Опять молился. Из сосуда, висевшего над шивалингамом, тонкой струйкой тихо лилась вода и стекала по желобку.

Время от времени кто-нибудь из присутствующих собирал ее в ладонь, плескал на губы, смачивал лоб, волосы. Все вдруг начинали о чем-то постороннем болтать, смеяться, втягивался в разговор и пуджари, отрываясь от молитв, он тоже смеялся, шутил, потом опять молился как ни в чем не бывало. Затем в общем помещении храма меня попросили обратиться к присутствующим.

— Да помилуйте, о чем же я здесь могу говорить! — удивилась я.

— А о чем хотите. Все эти люди пришли послушать вас. Вот вам микрофон, расскажите что-нибудь о вашей великой стране. И что у вас знают об Индии.

И я выступила в этом храме, как много раз до этого приходилось выступать на митингах, в колледжах, на заводах. Слушали внимательно и задали потом много вопросов. И устроили для меня концерт. Тут же, в храме.

Как-то я купила на базаре литографии, изображающие богов и героев разных мифов. Лежали они у меня на столе. И вот однажды набилось ко мне в комнату множество хозяйских и соседских детей. Они мгновенно расхватали эти картинки и сели их рассматривать. Я слышала, как они тихонько называли имена всех без исключения персонажей, изображенных на этих картинках, споря о том, кто лучше и полнее произносит их имена и титулы. Они без запинки разъяснили мне содержание литографий. Национальная культура сохраняется в недрах семьи. Те традиции и взгляды, которые женщины прививают детям, остаются на всю жизнь.

Вот, например, отношение индийцев к животным.

В Индии вы нигде не почувствуете того, что животные имеют какие-то другие виды на жительство, чем люди. Раз и навсегда им выдана лицензия на право сосуществования. И не только животным, но и птицам и даже насекомым. Убить или не убить муху или муравья — это даже не вырастает для индийца в нравственную проблему, а просто не существует как проблема. Существует один, всем известный ответ — не убивать. Если проблема и была, то она давно разрешена древними мудрецами, и готовый рецепт поведения выдан людям на тысячелетия вперед. Не убивать! Жизнь священна во всех ее проявлениях Слово «ахимса» значит «неубийство». Доктрина ахимсы господствует во всех индийских философиях. Есть к ней только одна оговорка, внесенная мудростью жизненной практики, — «без нужды». Не убивай без нужды.

Под этой нуждой понимаются две главные вещи — пища и жертва богам. В этом вопросе нравственная проблема нашла два разрешения: одно — не убивай ни ради пищи, ни ради жертвы богам, а другое — убивай только ради пищи и жертвы. Сторонников первого решения очень много, а в древности было и еще больше — это буддисты, джайны и вегетарианцы разных толков в лоне индуизма. Но сторонниками второго решения являются почти все простые люди Индии, которые верят в любовь богини-матери к живой крови и плоти. Они приносят и приводят десятки и сотни тысяч петухов и козлят на заклание у подножий ее алтарей в дни праздников, посвященных ей. В другие дни забивают мелкий скот и птиц уже без религиозных побуждений, а просто для еды. Но не так уж часто.

При этом каждый, кто ест «кари» из баранины или курицы, тут же смахнет муравья со стола на пол, постараясь не повредить его. И вот в этом уже Индия. В этом ее отличие от всех других народов. Здесь нельзя увидеть, как дети мучают животных, чем с таким упоением они часто занимаются в европейских странах. Животно-насекомо-птичий мир живет своей полнокровной жизнью рядом с людьми и вокруг людей, не испытывая перед ними страха. И это очень украшает жизнь.

Течет Джамна…

За храмом богини Кали стоит храм Шивы, а невдалеке от него — храм бога-обезьяны Ханумана, рядом еще храм, и еще, и еще. Шмашан — место сожжения мертвых — расположен тут же, ниже по течению Джамны.

На этом печальном месте сооружено много невысоких каменных платформ. Некоторые из них под каменными же крышами, опирающимися на четыре столба, некоторые открыты небу. На каждой из платформ — куча золы. И то, что эти кучи не круглой, а удлиненной формы, и то, что в дотлевающих углях можно увидеть белые, рассыпающиеся кости, говорит о скорбном назначении этих платформ.

Умершего, обернутого пеленой и привязанного к носилкам, вносят на плечах в ворота шмашана, и как-то сразу становится очень ясно, что это последний этап, что сейчас уже ничего не останется от этого тела, которое пока еще хранит свой, единственный и неповторимый облик, свои черты лица, волосы — все, в чем билась его жизнь, что знали и любили другие люди…

Тело сносят к реке, окунают прямо на носилках в воду — последнее омовение, — потом отвязывают, сбрасывают верхнюю пелену, ее заберут себе служители шмашана, и перекладывают на длинные поленья на одной из платформ.

Отбрасывают с лица край савана, и кладут к губам кусочек дерева, смоченный с воде, снова закрывают лицо, присыпают тело землей и воздвигают над ним высокое сооружение из толстых сухих дров, похожее на двускатную крышу. Обкладывают эту крышу сухими щепками и соломой и дают в руки главному плакальщику палку с горящим пучком соломы на конце.

И вот этот человек — обычно самый близкий по мужской линии родственник покойного — должен обойти костер и своей рукой поджечь его со всех сторон.

Европейцам странно видеть, что на шмашане люди зачастую не проявляют горя. Простота и естественность, свойственные индийцам во всем, и в том числе в отправлении любых религиозных обрядов, сполна проявляются и здесь. Они более или менее спокойно относятся к зрелищу пожирания плоти огнем, обычно не делают на шмашане скорбных лиц и не разыгрывают печали. Здесь можно видеть, как родственники быстро и деловито совершают все, что велит им долг по отношению к мертвому, и уходят, переговариваясь, или — что совсем уже странно — пересмеиваясь по какому-нибудь поводу.