Эльмира Нетесова - Помилованные бедой

— А какое кому дело до меня?

— Да пойми, о тебе беспокоятся — значит, любят…

— И кто ж это? — загорелись огни в глазах.

— Дядька твой, Леонид Петрович, о тебе просил. А мы с ним со студенчества знакомы, дружим много лет. Хороший он человек…

— Хороший? Ты бы знал, как дядька бил меня. Я на пол упала, а он ногами пинал и орал: «Чтоб ты сдохла, курва!»

— За что так получила от него?

— Мамка натрепалась, он и сорвался, наехал, чуть, в натуре, не сдохла.

— Верно, увидели тебя с кем-то?

— Эх вы, дядя! Да что вы знаете? Только себя видите и слышите. Забываете, что сами стареете. Придет время вашей беспомощности. А мы пусть и дурные, но окрепнем. Одна беда останется — меж нами никогда не зарастет пропасть ненависти, которую вы выкопали сегодня своими руками.

— Ты о чем?

— Мои уже сегодня жалуются, что я их не уважаю, позорю! А за что любить, скажите? Ведь смалу, кроме колотушек и мата, ничего не знала. Отец с восьми лет в сучках держит. Зато собаку, паскудную падлу, дочкой зовет. Ее любят, меня клянут.

— А с чего пошло? Отчего так изменились к тебе?

— Разве дядя Леня не сказал?

— Нет. Он попросил помочь.

— Значит, и ему умолчали.

— О чем?

— Не могу… Это слишком больно. Не хочу о том! — Слезинки побежали по ее щекам.

— Девочка наша, доченька, пересиль себя, расскажи. Я помочь хочу тебе. Может, в том, что ты скрываешь, и кроется ключ к разгадке?

Вера, тяжело вздохнув, запахнула халат. Глянула на окно напротив. Там никого. Санитары посрывали мужиков с окна, и девка подошла к столу, села напротив Юрия Гавриловича.

— А что это за врач у вас здесь завалялся, что не захотел со мной знакомиться?

— Он хороший доктор. Тебе не стоит на него обижаться. Да и посдержанней будь в своих проявлениях. Не все приемлют грубости.

— Мужиков надо с лету хватать! — хохотнула девка.

— Расскажи о себе сама. С чего началось? Почему по рукам пошла?

— Я по рукам? Ну, это слишком! Тогда совсем ничего не понимала. Девять лет было всего. Не понимала, чем от мальчишек отличаюсь. А Толяну уже пятнадцать исполнилось.

— Кто этот Толян?

— Отец мой дважды женат. Так вот Толик от первой жены. Он с ней отдельно жил, пока я совсем маленькой была. А потом, когда в третий класс пошла, его к нам родители взяли насовсем. Чтоб с уроками помог, в школу отвел и встретил после занятий. Так с полгода было. Толян уже вовсю курил, но я его не выдавала. Мы почти дружили. А на тот Новый год совсем одни остались. Родители к друзьям ушли на праздник, а нас бросили. Мы сначала смотрели телевизор. Потом мне захотелось спать. Я разделась и легла. Вскоре Толян выключил телевизор, пришел ко мне, лег рядом. Я даже подвинулась. Вдвоем не так тоскливо. Толян тогда стал целовать меня. Но не так, как раньше, а по-взрослому. Я стала отталкивать, хотела спихнуть его с койки, он рассмеялся. Схватил меня в охапку так, что не вырваться, задрал ночнушку на самые плечи и влез на меня. Я испугалась. Ведь уже слышала в школе всякое и поняла, что он делает со мной, стала плакать, царапала его, грозила, мол, расскажу родителям. А он пригрозил убить меня ночью. Умирать мне, конечно, не хотелось. Но было больно. Толян велел терпеть, сказал, будто это скоро пройдет. Вся простыня была в крови. Он сам выстирал ее и повесил на батарее сушиться. Замыл матрас, перевернул сухой стороной и постелил другую простыню. Я умирала от страха. Но Толян велел спать. Сказал, что утром придет ко мне. Я так испугалась повторения пережитого, что заснуть не сумела. Мне казалось, будто в моем животе получилось месиво и я помру, а родители даже не узнают, от чего.

Я ведь никогда не была крепкой. Даже в школе дразнили задохликом и лягушонком. Толян уже брился. И я у него была не первой. Он сам мне сказал, когда залез на меня. Утром он и вправду пришел. Но не целовал. Я дремала, когда Толька сбросил одеяло. В этот раз и правда уже не было больно. Вот только обидно стало. Я не хотела видеть братца. А он не спешил слезать. Вот тут-то нас увидели родители. Они вошли неслышно, думали, что спим, боялись разбудить. Мать сразу крик подняла. Отец ухватил Толяна за шею, сбросил с постели, стал бить ногами куда попало. Толян заорал, будто он не виноват и я сама его уговорила. А еще сочинил, что давно уже со своими одноклассниками путаюсь, а он, жалея, не выдавал… Вот здесь оба набросились на меня.

Верка, увидев на столе Бронникова сигареты, попросила закурить. Сделав несколько затяжек, успокоилась и продолжила:

— Я не знаю, почему поверили ему, а не мне. Но с того дня я стала подстилкой и дешевкой. Били и без повода. А Толян, вот козел, каждую ночь меня трахал. Когда пыталась дать в рожу, вырваться, заорать, он затыкал мне рот своим носком, скручивал руки и имел как путанку, радуясь, что теперь ему не придется платить за «звезду». Как-то мне удалось крикнуть, вытолкнула носок. Но братец перехватил горло, да так, что я потеряла сознание. Он довел свое до конца, а уж потом привел в себя, нащелкав мне по морде. Когда я рассказала обо всем отцу, он приволок Толяна и наивно потребовал сказать правду. Братец и сказал… Но такое, что меня отец до полусмерти измесил.

— Что ж сказал?

— Будто я с него деньги вымогаю за каждое траханье. Что сама прихожу к нему в постель ночами и не даю спать. Сам он и не глянул бы на такую страшилу. Но она грозит опозорить на весь город. А ведь люди могут поверить. И что тогда?

Отец повел меня по врачам. Просил удалить все, что возбуждает, все органы, и детородные в том числе. Но доктора отказывались, не сыскав патологии. А я стала убегать из дома. Меня ловили, возвращали с. позором. Толян опередил, распустив обо мне по городу грязные слухи. Сначала я от них плакала, злилась. А потом привыкла и решила: коль так, пусть будет не зря, хоть не так обидно.

— А где теперь этот Толян?

— Он в армии. Служит в Чечне уже полгода. И я каждый день желаю ему самой поганой смерти. Такой не должен выжить. Пусть ему будет за меня от судьбы.

— Вера, но его уже нет ни дома, ни в городе, а ты по-прежнему простикуешь. Кому назло, себе и родителям?

— Втянулась, привыкла. Вот его нет в доме и городе, а меня не перестали склонять по падежам и обзывать матом. Даже когда лежала в больнице целых полгода, про меня сплетни шли. И родители верили, пока врачи не позвонили, сказали, где нахожусь.

— А что с тобой было?

— Двусторонняя пневмония, потом осложнения, еле выкарабкалась, почти из могилы. Мать пришла навестить, полгода не видались, она и скажи: «Уж лучше б ты и вправду умерла, чем опять выжила, себе и мне на горе. Вот расстроится отец, узнав, что жива…»

Юрий Гаврилович густо покраснел перед Веркой. Ему стало горько так, будто не родители, а именно он сморозил непростительную глупость.

— Ты Леониду Петровичу говорила об этом?