Михаил Любимов - Гуляния с Чеширским Котом

Русский ученый И. Вернадский писал о Британской империи: «По своему внутреннему устройству и по характеру своего народа эта страна может легко обойтись без той или другой колонии, из которых ни одна не сплочена с нею в одно целое и каждая живет своей особенной жизнью. Состав британских владений есть скорее агрегат многих политических тел, нежели одна неразрывная целостность. Оторвите каждое из них, и метрополия будет существовать едва ли не с прежней силой». (Кстати, эта оценка сбылась, и после распада империи с Англией ничего страшного не случилось.)

Вплоть до последней трети XIX века английские колонии не воспринимались англичанами как особо значимая ценность. По сути дела, только Дизраэли изобразил создание Империи как романтический подвиг мужества, а не как банальное деловое предприятие. («Империя — это торговля!» — учил Джозеф Чемберлен.)

— Все очень интересно, но что ты, собственно, хочешь доказать? — осклабился до неимоверности Кот.

Хочу узреть некоторое сходство с русской колонизацией (не забудем навязчивую идею автора) и несколько подретушировать драматизированный миф о море крови, страдающих аборигенах, грабителях колонизаторах, набивавших себе карманы.

Британская империя распалась под напором национально-освободительного движения, в котором лидирующую роль сыграли личности, получившие образование в Англии. Как глубок смысл тезиса: «Иностранные студенты в Кембридже становятся антиимпериалистами, иностранные студенты в МГУ — антисоветчиками». Англичане сами создали Ганди, Неру, Кеньятту, Нкомо, Манделу, Насера, все они сначала учились в Англии и зрели, потом включились в борьбу с англичанами, отсидели своё и были признаны теми же англичанами истинными вождями своих народов. Ныне Англия сама легализовала в качестве своих граждан огромную массу иммигрантов и, наверное, тоже роет себе могилу.

А разве не мы, русские, с помощью КПСС дали ход лидерам нынешних республик, формально членов СНГ?

— Сами во всём виноваты! — резюмировал Кот и принял менторский вид. — Давить этих сволочей было нужно! Давить! Помнишь, как англичане расправились с восставшими сипаями? И зарубить на носу: глупо плодить национальную интеллигенцию, это все равно что рубить сук, на котором спасаешься от собаки! Особенно вонливое дерьмо течет из педагогических вузов и литературных институтов, уж они обязательно отплатят за благодеяния подрывной деятельностью и борьбой за независимость, что и в голову не приходит простому виноградарю или пастуху!

Осмелюсь заявить, что колониальная экспансия с доктриной о «бремени белого человека» стимулировала в англичанах национальную гордость, предприимчивость, мужество, патриотизм, и иного быть не могло, если не представлять Поступь Истории как родник с ключевой водой.

Неужели это всё? А разве религия не оказывает влияния на национальный характер? Христианство проникало в Англию в последние годы Римской империи, но уже при Вильгельме Завоевателе появились тенденции к подчинению Церкви английской короне. Эту революцию в период Реформации в 1533 году совершил специалист по отрубанию голов у своих обольстительных любовниц и жен король Генрих VIII, который попросту послал подальше Папу Римского, назначил себя главою Церкви, стал преследовать верных Риму католиков, «чистить» и закрывать монастыри. Это не мешало энергичному Генриху ненавидеть всей душой Лютера и еще суровее, чем католиков, карать протестантов всех мастей (другие короли с не меньшей рьяностью казнили потом пуритан).

Англиканская Церковь, сохранив некоторые элементы католицизма, вобрала в себя кое-что из протестантских учений и постепенно отказалась от разных ритуалов вроде исповеди, соблюдения поста и прочих атрибутов католической религии. Она изрядное время прошагала рука об руку с королевской властью, опиравшейся на парламент и другие демократические институты, и влияла на характер англичан в сторону больших свободы, терпимости, законопослушания. Но главное: Церковь «своя», английская, независимая от Рима; это укрепляло самодостаточность и самоуверенность англичан. Англиканская Церковь охватывает три пятых населения страны, 6 млн. составляют католики, далее идут методисты, баптисты, унитаристы, конгрегационалисты и другие протестанты, около 600 000 составляют мусульмане и 350 000 исповедуют иудейскую религию.

— А ты расскажи, как чуть не стал англиканом! — подзадорил меня Кот.

Было дело. Совсем недавно меня, как доброго самаритянина, пригласили поучаствовать в благотворительной акции по реставрации церкви XII века в деревушке Саррат: вместе с другими авторами написать об этом райском месте «шпионский» рассказик, который будет издан, распродан, и вырученные деньги пойдут на ремонт церковной крыши.

Предложение поразило меня английской предприимчивостью, ничего подобного не приходит в голову нашим реставраторам, которые предпочитают выклянчивать деньги у государства и новых русских. Я написал рассказ и при первой оказии двинулся в Саррат, где был обласкан местной знатью, напоен пивом и сфотографирован в двух живописных деревенских пабах, оставлен на ночь в имении с крокетной площадкой, небольшим бассейном с деревянной крышей, сауной, огородом, скульптурами и цветными фонариками во дворе. Два внушительных сенбернара вырывались на прилегавшие зеленые поля с ухоженными, словно придворные леди, овцами и коровами — сердце плавилось от этих буколических картинок, и который раз я подумал, как одинаковы сельские пейзажи в Англии и России (если жадно не глядеть на дорогу в стороне от веселых подруг).

Утром в воскресенье я, естественно, направился в церковь, на крышу которой потратил пыл художественной части своей богатой души. Прихожане были одеты неформально, но прилично, дырявых джинсов и рубашек с павлинами я не заметил. Священник мило и деловито пожал мне руку, поблагодарил за участие в благотворительной акции и пропустил меня, православного, в англиканские святыни [25] Тут же припомнилась английская эпиграмма: «Мой сын, смирению учитесь у овец!.. — Боюсь, что стричь меня вы будете, отец!» . Все чинно сидели (имелись и специальные подпорки для коленопреклонения — падать на колени прямо на пол леди и джентльмены считают некомфортабельным); при входе каждому вручили томик псалмов, на стене висела большая таблица с указанием очередности их исполнения и соответствующей страницы, священник руководил службой и иногда просил встать. Больше всего меня поразила легкость и непосредственность проповеди. Священник импровизировал: завел речь о недавней грозе, валившей деревья и ломавшей кусты, о том, как он стоял в окне и смотрел на сосну, не сгибавшуюся под ударами ветра. Ее непоколебимая неподвижность наводила на глубокие мысли: таков и должен быть верующий, испытывающий удары судьбы. Священник не потрясал пальцем, не завывал и не призывал, он говорил искренне и, словно конферансье, отпускал милые шутки, вызывавшие добрую реакцию зала. Когда он проходил мимо прихожан, шалуны мальчишки стали дергать его за свисающие кисти пояса (на месте священника я тут же врезал бы им по лбу), но он добродушно потрепал их по головкам и с улыбкой прошел мимо.