Лорен Грофф - Тайны Темплтона

Проснулась я в темноте, луна торчала в небе словно натуго привинченная к нему болтом. Таймер на видеомагнитофоне показывал 22:21, и я, как человек, не привыкший опаздывать, бросилась лихорадочно собираться. Ни на секунду мне не пришло в голову, что, наверное, мне не стоит пить, или что нужно перезвонить Клариссе, или хотя бы подумать, что я надену, я просто натягивала на себя то, что попадалось под руку. В итоге смотрелась я очень даже ничего в коротеньком платьице Ви времен ее хиппняцкой молодости, с банданой из красного шелкового платка и с золотыми кольцами в ушах — я прямо залюбовалась собой, отступив на несколько шагов от зеркала. Прикид мой напоминал какое-то дорогое дизайнерское решение на цыганскую тему. Обувшись в допотопные босоножки на каблучищах, я выскочила за дверь, когда на таймере еще не набежало 22:25.

«Храбрый драгун», самый старинный бар в Темплтоне, был построен еще при жизни Мармадьюка Темпла, сразу после основания поселения. Сначала это была крошечная дощатая хибара, которую хозяин заведения отстроил собственными руками, и даже сам изготовил вывеску, до сих пор предоставленную на обдувание всем озерным ветрам. На вывеске он изобразил извивающегося огнедышащего дракона и над ним аккуратной строкой название. В те времена повальной безграмотности никто не заметил, что «дракона» перепутали с «драгуном», даже Мармадьюк, который читать научился сам, а писать и вовсе не умел. Когда первый поверенный въехал в город и остановил свою хромоногую клячу, дабы прочесть вывеску, он, откинувшись в седле, долго хохотал, пока вокруг не собралась толпа.

— И что же такого смешного тут, сэр? — спросил обиженный хозяин заведения.

— Видите ли, драгун — это такой рыцарь, а дракон — это дракон, — объяснил поверенный.

Хозяин притащил ведро краски, взобрался на плечи здоровяку Соломону Фолкнеру и пририсовал снизу рыцаря в доспехах, пронзающего дракона копьем. Вот под эту самую старинную, только теперь уже отреставрированную вывеску я и спешила сейчас. По пятницам бар оккупировала местная молодежь, в остальные же дни недели здесь тусовались рокеры и улица Пионеров прерии была заставлена «харлеями» аж до самой пресвитерианской церкви. Уже перед самой дверью, сквозь которую пробивались костедробильные басы, я остановилась перевести дух и успокоиться, после чего вошла в зал, где над начищенным до блеска и сохранившимся со старых времен дощатым полом повисал густой табачный дым.

Музыка продолжала играть, и далеко не все из присутствующих обратили на меня внимание. И все-таки многие обернулись посмотреть, кто я такая. Ко мне тут же подскочил улыбающийся Питер Лейдер, а в руке у меня тут же оказался крошечный «бокальчик» с какой-то темной липкой жидкостью, и, когда я опрокинула его содержимое внутрь, рот и горло мне обожгло сладким крепким вкусом ликера.

— Знаешь, Вилли, — сказал Питер, от которого уже несло спиртным, — честно говоря, я думал, ты не придешь.

— Знаешь, Питер, честно говоря, я случайно задремала и чуть не проспала все начисто.

— Честно говоря, — начал он опять, и только тут я заметила: галстука на нем нет, а одет он в розовенькую спортивную рубашечку и желтый свитер. Вырядился под яппи! Панибратски положив руку мне на плечо, он продолжил: — Честно говоря, Вилли, выглядишь ты просто классно!

— Боже, Питер, ты только не обижайся, но мне показалось, ты меня сегодня вроде бы пожалел? Не надо меня жалеть. И ручонками обнимать не надо, у меня все в порядке.

— Ручонками? — Он как-то жалобно улыбнулся. Усики его задвигались как живые. — А я вроде всегда считал себя галантным.

В моем взгляде он, видимо, уловил сомнение, потому что немного отступил назад, обиженный. Он, кажется, собирался что-то сказать, но прямо над моим ухом кто-то гаркнул:

— Это кто у нас тут галантный? Питер? Да он ко всем бабам клеится; вот подожди маленько, и сама увидишь.

Я обрадованно обернулась и увидела Иезекиля Фельчера — в жеваной марлевке и брюках хаки. И одеколон его подходил к одежке — «Олд спайс». Ядреный такой запашок.

— Фельчер, ты?! Иезекиль. Какая приятная встреча!

— Конечно, приятная — увидеться с очаровательной Вилли Аптон. Я так понял, ты пришла на обещанное пивко?

Питер, наблюдавший за нами, подмигнул мне, прежде чем я успела ответить.

— Выпивка сегодня за мой счет! — крикнул он. — Посидишь с этим умником, Вилли? А я пока сбегаю принесу. Будет приставать, мне скажи.

— Да посижу уж, — отозвалась я. — Спасибо.

Он повернулся и пошел к стойке бара, на ходу пританцовывая и по-девчачьи виляя бедрами.

— Ну ты молодец, Иезекиль, — сказала я, когда мы остались одни. — Только вот смотри, как странно: я почему-то всегда думала, что Питер Лейдер гей.

— Кто? Пит? Ну какой же он гей! И я вообще-то не шутил — он правда клеится ко всем девкам. У нас ведь городок маленький, и, если парень дарит девчонке цветы, готовит ей завтрак и названивает целый день, чтобы наговорить приятных слов, то такой здесь считается хорошим нормальным парнем. А если парень считается нормальным и хорошим, то у него от девчонок отбоя нет. Даже те, которые раньше смеялись над Питом, когда он был толстым, теперь его любят.

— А ты?

— Я считаю, что он нормальный. Мы хорошие приятели, — добавил он.

— Я имею в виду, тебя здесь каким считают?

— А, ты про это! Ну я-то в свое время понаделал ошибок! Меня больше никто не считает хорошим парнем. С Мел были проблемы. У меня же пацаны, ты знаешь. А так у меня все в порядке. Я еще могу зажигать, вот посмотришь! — Он улыбнулся.

«Это вряд ли», — подумала я, а он уже вел меня через толпу к столику. По дороге меня остановили какие-то девушки, показавшиеся мне знакомыми. Сюзанна? Хиллари? Эрика? Джоан? Кто-то из них буркнул скупое «привет!», глядя при этом куда-то мне за спину с явным неодобрением, кто-то, наоборот, бросился обнимать меня.

В этом шуме я совсем не могла понять, что они говорят, поэтому просто улыбалась и кивала и дала Фельчеру утащить меня к столику.

Когда мы уселись в уголочке, он вдруг задрал рубашку и показал мне здоровенное пузо.

— Видала? Вот этого всего через месяц не будет. Я теперь бегаю по утрам. До четырех миль в день. Неплохо, правда? — И он застенчиво улыбнулся.

— Да здорово, конечно. Только зачем это? Ради кого стараешься?

Он посмотрел на меня искоса и объявил:

— Ради тебя.

— Что? Не надо ради меня ничего делать!

— Нет, надо, — наступал он. — Ты вот смотри, как хорошо выглядишь! Я на тебя взглянул, и мне стало стыдно. Я подумал: вон Вилли Аптон какая! Без пяти минут доктор философии, и выглядит даже лучше, чем в старших классах с той своей шикарной причесочкой. А ты, Зики, по сравнению с той нашей королевой просто полное дерьмо, подумал я. А я, знаешь ли, не привык чувствовать себя полным дерьмом. По сравнению с кем бы то ни было.