Этторе Биокка - Яноама

Когда воины скрылись из виду, старик — тушауа гнаминаветери сказал: «Женщины, сходите в лес за дровами и на реку за водой. Через три дня сюда нагрянут пишиаансетери, и тогда я никому не разрешу выходить из шапуно».

Все женщины отправились на реку. Только я и Шереко, у которой тоже не было родных, остались в шапуно. К нам подсели две старухи хасубуетери: «О внучки, послушайте, что мы вам скажем. Вчера, когда вы были в лесу, старейшины хасубуетери, патанаветери и гнаминаветери говорили про вас с братьями вашего мужа. Старший брат Фузиве сказал: «Сегодня мы уйдем, чтобы сразиться с пишиаансетери. Потом мы снова сразимся с ними, а когда вернемся, приготовим банановое мингау и съедим его вместе с пеплом. А после этого убьем Напаньуму и арамамисетериньуму. Иначе, когда пишиаансетери нападут на нас, они уведут с собой этих женщин. Потом у наших врагов родятся от этих двух женщин сыновья и тоже станут нашими врагами. Лучше заранее их убить». Старый тушауа патанаветери ответил: «Сын, не надо убивать женщин. Женщина всегда остается в шапуно убитого мужа и растит его детей. У арамамиситериньумы родные далеко, у Напаньумы родных и вовсе нет. Почему вы хотите их убить?» «Все равно мы их убьем. Нас никто не остановит»,— сказали братья Фузиве. Тушауа хасубуетери вначале согласился с ними, но потом ему стало жаль вас, двух ни в чем не повинных женщин, продолжали свой рассказ старухи.— Он позвал нас и сказал: «Когда мы уйдем, скажите этим двум, чтобы они убегали, да поскорее, если им жизнь дорога». Бегите, пока другие женщины собирают в лесу хворост. Мы никому не скажем, куда вы девались». Когда они умолкли, я плача ответила: «Куда мне идти? Я не убегу. Я никому не сделала зла». Тут старухи тоже заплакали и снова стали нас уговаривать: «Бегите, спасайтесь, пока не поздно».

Шереко спросила меня: «Что теперь делать?» «Я не стану убегать,— сказала я,— Да и куда?» Шереко продолжала: «Когда мы были у хасубуетери, мне сказали, что видели мою мать и брата в шапуно арамамисетери. Сбежим к ним». Я сказала: «Я не знаю дороги». Но Шереко настойчиво уговаривала меня. С собой она взяла маленького попугайчика. «Мне его подарил Фузиве»,— сказала она. Тогда и я собрала свои вещи, сломанное мачете, которое мне дал Фузиве, взяла малыша на руки, и мы вышли из шапуно. У самого выхода нам повстречалась сестра Фузиве. Она внимательно посмотрела на меня, но ничего не сказала.

Вместе с нами увязался Махакаве, мальчик, у которого умерла мать. Мы прошли совсем немного, как Шереко воскликнула: «Мы же огонь забыли!» Я сказала старшему сыну: «Сбегай и возьми головешку». Махакаве сказал: «Я пойду с ним. Можно?!» Тогда я им сказала: «Если спросят, зачем вам огонь, ответьте, что я и арамамисетериньума хотим сжечь муравейник и принести мужчинам личинки. Пусть полакомятся». Слышно было, как неподалеку женщины собирают сучья. Немного спустя мальчики вернулись. В шапуно женщины у них и в самом деле спросили, зачем им огонь. Махакаве спросил у меня: «Мы тоже пойдем собирать сучья?» «Да, беги к тем женщинам»,— сказала я. Он побежал вперед. Я не хотела брать его с собой. Когда мальчуган отошел подальше, мы свернули с тропинки в лес. Пробираться по лесу, да еще с детьми, было очень тяжело. Мы шли и шли, пока не добрались до большой поляны. Я ее сразу узнала: давным-давно, еще когда я была «на карантине», меня приводила сюда старуха, приставленная ко мне. На поляне мы нашли и следы воинов, отправившихся в поход. Шереко сказала: «Пойдем и мы по той же тропинке». Я удивилась: «Разве она не к пишиаансетери ведет?» Шереко ответила: «Не бойся. Я хорошо знаю дорогу. Мы пройдем лесом мимо шапуно пишиаансетери и потом снова выйдем на тропу, ведущую прямо к арамамисетери». «Так ты хорошо знаешь дорогу?» — «Конечно». Но она говорила неправду.

Мы шли долго и почти без остановок. Наконец я совсем выбилась из сил. Села на землю и заплакала. «Больше не могу,— сказала я.— Ты как хочешь, а я вернусь. Если они хотят меня убить, то пусть хоть убьют в шапуно. Это лучше, чем медленно умирать от стрелы в лесу». «Теперь уж нас, если мы вернемся, непременно убьют. Идем дальше»,— стала убеждать меня Шереко.

Стемнело. Я спросила: «Где же мы заночуем? На тропинке нельзя. Может, намоетери нас преследуют, тогда они нас сразу увидят». «Верно, лучше переночуем в лесу»,— согласилась Шереко. Мы углубились в лес и стали сооружать тапири.

Вдруг из-за кустов выскочила собака. Она подбежала к моему старшему сыну, уперлась лапами ему в грудь и... стала его лизать. Это была любимая собака Фузиве, мать щенят, которых сын носил на перевязи в корзине.

Мы развели огонь и легли спать. Ночью собака несколько раз начинала лаять. Я испугалась: обычно собаки лают, когда чуют запах ягуара. Посреди ночи я внезапно проснулась, будто кто-то меня в бок толкнул. Посмотрела вокруг и увидела, что огонь погас. Вода в игарапе поднялась и залила костер. Я посадила малыша на плечи, и мы побежали на маленький холмик. Когда мы немного отдышались, я стала ругать Шереко, но та молчала. Я не унималась. Наконец Шереко не выдержала и сказала: «Чем я виновата, что костер погас?» «Мы из-за тебя в этом лесу сидим ночью. Вот теперь разводи костер»,— ответила я. «Будь я крокодилом, который выплевывает огонь из рта, я бы давно это сделала. Но ведь ты дочь белого, а белые умеют разжигать огонь». «Мой отец употреблял для этого спички, о которых ты даже не слышала»,— сказала я. «Тогда возьми подгнивший кусок дерева и вытащи огонь из моего рта». Я с яростью ответила: «Я не птица, про которую твои хекура рассказывают, будто она умеет извлекать огонь изо рта». Так мы ругались и спорили почти всю ночь, пока я не замолчала, потому что уже не могла ни слова выговорить.

Но тут стали хныкать мои и ее дети. Им было холодно и страшно в темной лесной ночи. Я сказала старшему сыну: «Замолчи! Во всем виноват твой отец. Он только и думал, кого бы еще убить. А теперь, когда и его убили, я одна мучаюсь с вами». «Ты сегодня очень сердитая»,— сказал сын. «Да, сердитая. Поэтому тебе лучше сидеть тихо и молчать». Но и старший и младший продолжали плакать. «Я тут дрожу от холода, а та, которая послала его на смерть, спокойно спит в тепле рядом с матерью».

Стало светать. Я толкнула сына: «Вставай, пошли». Шереко спросила: «Куда ты?» «Тебе лучше знать. Ты пойдешь впереди, а я следом». Мы поднялись на высокую гору, спустились в долину и потом вошли в густой лес пальм бурити. Наконец мы добрались до большого игарапе. Я сказала: «По тропе нам идти нельзя. Кто убегает, должен избегать тропинок. Лишь тот, кто идет прямо через лес, может спастись». У нас не было ни огня, ни плодов, дети плакали от голода. Тут я заметила большие круглые листья, которые индейцы называют варума. Я никогда не видела, чтобы их ели индейцы, но теперь решила попробовать. Сунула лист в рот, пожевала. Он был не-горький, приятный на вкус. Я сказала Шереко: «Я видела, как обезьяны их ели, дадим их детям». Потом и Шереко отважилась дать эти листья своим дочерям.