Андрей Зализняк - Об исторической лингвистике

Еще позже, уже на территории будущей Франции, мы видим вот такую форму: digtu . В слове digitu ударение на первом слоге. И вот теряется безударная гласная между двумя согласными. Вместо digitu просто digtu , правда с сохранением некоторой мягкости в этом dig , мягкости такого почти русского типа, которая превращает слово вот во что: dijtu . То есть следующий ход — это изменение мягкого g в j : dijtu .

Дальше с этим dijtu происходит то, о чем мы говорили: конечная гласная долго не живет, получается dijt . Это следующее изменение.

Дальше это dijt по некоторым другим правилам, уже не столь легко объяснимым в рамках краткой лекции, превращается в нечто с гласной, несколько более широкой: dejt .

Следующая фаза: вместо еj получается дифтонг ei : deit .

Следующая фаза состоит в том, что вместо этого е возникает звук типа ø : døit . Что-то типа немецкого deutsch . Всё это примерно вторая половина первого тысячелетия нашей эры, какие-нибудь V–IX вв. Мы уже находимся в сфере не латыни, а раннего этапа французского языка. Латынь — примерно до этапа digtu . Такую латынь называют «вульгарной», то есть народной. Один из вариантов народной латыни — это уже начало старофранцузского языка.

На следующем этапе ø превращается в нормальное о , то есть получается doit . Здесь мы приближаемся к Х в., к эпохе Песни о Роланде .

Дальше происходит то, что в составе дифтонга звук i изменяется в звук типа е : dóet . Но ударение здесь всё еще сохраняется старое, на первом слоге.

На следующем шаге меняется ударение. В соответствии с общей французской тенденцией оно становится вот таким: doét .

После этого происходит некоторое изменение звука о в родственный звук u , и получается вот такое произношение: duét .

Следующий шаг: теряется слоговой характер этого u , то есть получается dwet .

Страшно, да, что такое количество изменений происходит? А мы еще далеко от современного французского языка. Всё это время живет t , но оно, конечно, не жилец. Следующий шаг такой: dwe .

И, наконец, последний шаг фиксируется, с точки зрения лингвистики, уже вчера, в эпоху предпушкинскую. В конце XVIII — начале XIX в. еще можно было говорить dwe , хотя это уже звучало немножко старомодно. На улицах уже говорили dwa . И точно так же можно было говорить: Vive le [ rwе ] ! «Да здравствует король!»; и это было очень изысканно. А Vive le [ rwa ] ! в это время говорили на улице. И это уже и есть современное французское произношение.

А как это [ dwa ] записывается, помните? Записывается это, заметьте, так, как никогда не произносилось: doigt . Больше всего это похоже на хронологический уровень примерно Х века: doit . А как вы думаете, откуда взялось здесь g ? Это действительно трудно вообразить. Конечно, прежде писали без всякого g , но умники и знатоки стыдились того, что французский язык потерял замечательное латинское g в слове digitum , и вот его вставили в письменную форму слова. Это никогда ничему не соответствовало, потому что звук g был потерян десять ходов назад. Вот такое маленькое чудо.

Я привел вам иллюстрацию того, что нужно, чтобы проследить путь от латыни к французскому языку. Всего две тысячи лет, даже, собственно говоря, меньше. Еще в первые века нашей эры в хорошем произношении могло сохраняться digitum .

Такие вещи умеет делать серьезная историческая лингвистика для истории самых разных языков. Такие языки, как французский, обслужены очень хорошо. Всё это исследовано в деталях для каждого типа звуковых сочетаний. Для французского языка современная историческая лингвистика прекрасно может для любого слова, если оно восходит к латыни, проследить всю его историю, подобно той, которую я вам показал на отдельном примере.

В то небольшое время, за которое я должен вам что-то рассказать, я могу только попробовать создать у вас самое общее впечатление об исторической лингвистике. Настоящий рассказ об этой науке требовал бы, конечно, целой серии сюжетов, каждый из которых заслуживал бы доброй лекции или более того. Пока что, к сожалению, лишь очень конспективно общие идеи.

Как видите, в истории каждого языка можно проследить последовательные изменения единиц, а именно слов, от древнего состояния к новому. В нашем примере мы имели дело со счастливым случаем, когда всё это довольно хорошо фиксируется письменностью. Правда, не так буквально, как написано на доске, — ведь я написал всё это не в орфографии, а в фонетической транскрипции. На самом деле для того, чтобы проанализировать то, что имеется в рукописях, нужна специальная практика и специальная дисциплина. Но, тем не менее, в данном случае это счастливый вариант: мы и древние слова (латинские) видели записанными, и те, что были в промежуточные периоды, известны по памятникам. Для случаев, когда такой письменной традиции нет, ситуация гораздо сложнее. И тем не менее, в принципе и в этих случаях лингвистика умеет достигать результатов такого же типа — может быть, менее гарантированных, но находящихся в том же методологическом ключе.

Что здесь главное? Помимо самого принципа, что язык всегда меняется, имеется следующий, второй принцип, который, к сожалению, я не имею сейчас возможности изложить вам подробно, но который, однако же, очень настойчиво сформулирую. Принцип этот состоит в так называемой регулярности фонетических изменений. Это великое открытие лингвистики XIX века. Собственно, оно и считается началом научной лингвистики как таковой. Про какие-то другие разделы лингвистики можно сказать, что они возникли раньше, но историческая лингвистика существует именно с первой четверти XIX века. Обычно основоположниками ее называют двух ученых: немецкого лингвиста Франца Боппа и датского лингвиста Расмуса Кристиана Раска. Но на самом деле, целая группа ученых способствовала получению первых выводов исторической лингвистики.

Главный из них состоит в том, что изменения, примером которых является любой переход от одного этапа к следующему в разобранной нами эволюции слова digitum , обладают замечательным фундаментальным (и неожиданным для человечества) свойством: они обязательны для данного языка в данную эпоху его развития. Это значит, что если у вас на каком-нибудь этапе развития, допустим, deit переходит в døit , то и какой-нибудь reik непременно переходит в røik , peis переходит в pøis и т. д. Решительно во всех случаях, когда в слове имеется сочетание такого же типа, эффект будет такой же. Понятно, что на этом полностью отменяется наивное любительское представление, что любой звук в любом слове может случайно перейти в какой-то другой. Нет никакой случайности в языке.