Феликс Кузнецов - «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

«Впервые “Тихий Дон” увидел свет в издательстве МК ВКП(б) “Московский рабочий” в начале 1928 г. Сектором художественной литературы руководила Аня Грудская, молодая, довольно экспансивная коммунистка, очень увлеченная возможностью проявить свои лителитературные способности по привлечению молодых писателей в писательский коллектив издательства.

Евгения Григорьевна Левицкая, сотрудник издательства «Московский рабочий», первый редактор романа «Тихий Дон». 1940 г.

Титульный лист второй книги романа «Тихий Дон» с дарственной надписью М. А. Шолохова

— Вот прочтите эту рукопись, — сказала Грудская, входя в мою книжную консультацию. ...“Тихий Дон” — Мих. Шолохов... Автор — неизвестный, название необычное...» 38.

В один из следующих дней Грудская вошла к Левицкой в сопровождении паренька. Одет он был в кожаную коричневую куртку и кубанку. «Вот это и есть автор “Тихого Дона”, который вам так понравился». «Это автор “Тихого Дона”? — недоверчиво сказала я, глядя на паренька. — Вот не ожидала!» — «А что?» — с дерзинкой и смелостью спросил он. «Я думала, что автор такого изумительного произведения взрослый человек...» — «А я?» — с некоторой даже неприязнью задал он снова вопрос. «А вы, — засмеялась я, — в возрасте моего младшего сына...».

«Ладная фигурка, на крепких ногах, но уж слишком небольшая для взрослого человека, небольшие руки и ноги, а в зубах — трубка. Чудной паренек — да и только. И уж никак не верится, что он может знать так много, так удивительно передать тончайшие движения человеческой души, переживания женщины, матери, любимой и любящей...» 39— таким было первое впечатление Левицкой о Шолохове.

После этой встречи в редакции «Московского рабочего» и возникло решение обратиться к Серафимовичу с просьбой о поддержке публикации романа «Тихий Дон».

Роман Шолохова вызвал в литературном мире Москвы потрясение. Чем очевиднее был успех первых двух книг романа, опубликованных сразу и в журнале, и отдельными томами, да еще и в «Роман-газете» фантастическим по тем временам тиражом, тем острее затачивались критические перья, тем больше копилось злых слухов и завистливых сплетен, вызванных прежде всего удивительной молодостью автора.

Левицкая сразу же встала на защиту доброго имени Шолохова. Ее авторитет и нравственная репутация, ее личное знание молодого писателя и вера в Шолохова значили — и до сих пор значат много. Вот как описывала она зарождение недобрых слухов:

«“Тих[ий] Д[он]” сперва появился в журнале “Октябрь”, а затем вышел в конце 1928 г. отдельной книгой... Боже мой, какая поднялась вакханалия клеветы и измышлений по поводу “Тихого Дона” и по адресу автора! С серьезными лицами, таинственно понижая голос, люди как будто бы вполне “приличные” — писатели, критики, не говоря уж об обывательской публике, передавали “достоверные” истории: Шолохов, мол, украл рукопись у какого-то белого офицера — мать офицера, по одной версии, приходила в газ[ету] “Правда” или ЦК, или в РАПП и просила защиты прав ее сына, написавшего такую замечательную книгу... На всех литературных перекрестках чернили и клеветали на автора “Тихого Дона”. Бедный автор, которому в 1928 году едва исполнилось 23 года! Сколько нужно было мужества, сколько уверенности в своей силе и в своем писательском таланте, чтобы стойко переносить все пошлости, все ехидные советы и “дружеские” указания “маститых” писателей. Я однажды добралась до одного такого “маститого” — это оказался Березовский, который глубокомысленно изрек: “Я старый писатель, но такой книги, как “Тихий Дон”, не мог бы написать... Разве можно поверить, что в 23 года, не имея никакого образования, человек мог написать такую глубокую, такую психологически правдивую книгу... Что-то неладно !.. ”

Чем же объясняется эта писательская травля молодого автора? — спрашивает Левицкая. — Когда я вспоминаю то громадное впечатление, которое производил “Тихий Дон” на широкие массы читателей, мне думается, что всех поразили мастерство, сила, необыкновенная способность показать душу самых различных людей — всё то, что зачастую отсутствовало у многих писателей. Здесь была общечеловеческая зависть, желание унизить, загрязнить чистую радость творчества. Все мои попытки добраться до источника приводили либо к писателю, либо к издателю» 40.

Повод для подобной реакции, бесспорно, был. Судите сами: первый рассказ М. Шолохова «Родинка» увидел свет в газете «Молодой ленинец» 14 декабря 1924 года — всего три года назад! Две первых книжки рассказов появились в «юношеском секторе» издательства «Новая Москва» год назад. Некоторые из них — «Двухмужняя», «Коловерть» — редактировал тот самый Ф. Березовский. И вдруг — такой силы роман! Левицкая упоминала Березовского не случайно. Его, как и объединение «Кузница» в целом, куда Березовский входил, назовет в качестве инициатора слухов и Шолохов. В таких уродливых формах проявляла себя групповая борьба в литературе: нападая на Шолохова, чей роман был опубликован в журнале «Октябрь», «Кузница» сводила счеты с рапповским журналом. Да и рапповцы не отставали в распространении слухов. Многие писатели помнили этого казачка в потертом полушубке и сдвинутой на затылок кубанке, который предлагал редакциям молодежных журналов свои рассказы, а некоторые, как тот же Березовский, и редактировали их. И они никак не могли поверить, что этот казачок из глухой донской станицы мог написать такой роман. Писателями двигали, прежде всего, зависть и ревность к молодому, неизвестному писателю, вдруг превратившемуся в самую яркую звезду на литературном небосклоне.

При этом ни одного факта в подтверждение клеветнических слухов предъявлено не было. Так и не было обнаружено никакой мифической старушки-матери белого офицера, которая якобы ходила по разным редакциям и учреждениям и защищала права своего сына. И тем не менее вакханалия слухов не утихала. Одни говорили, будто Шолохов похитил рукопись из полевой сумки некоего офицера и опубликовал ее под своим именем; другие — будто рукопись найдена на теле убитого в сражении белогвардейского офицера.

«История кражи Шолоховым романа из полевой сумки офицера представляется довольно фантастичной, — напишет позже по этому поводу Г. Хьетсо, — и ее успех может быть, по-видимому, объяснен лишь атмосферой всеобщей подозрительности, существовавшей в то время в стране». В такой атмосфере, — приводит далее Г. Хьетсо слова своего американского коллеги Д. Стюарта, — «любое голословное утверждение могло найти сторонников, слухи расцветали пышным цветом» 41.