Феликс Кузнецов - «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

Вдумайтесь в эти словосочетания: «братская ненависть», «отечественная потребность», в слова о «духовной близости», невзирая на различную «идеологическую веру», и вы поймете разницу в поведении Кудинова, когда он общался с людьми из польского представительства и советского посольства. Как писал Шолохов, — Кудинов и в самом деле «глубоко уходил корнями в толщу казачества, откуда шел родом» (3, 209). Несмотря ни на что, он оставался патриотом своей страны.

О настроениях П. Кудинова этого периода красноречиво свидетельствует его рукописный очерк «История моего ареста в Болгарии».

«Я — часть людей моей Родины, — пишет он. — И она, моя родина, для меня, хоть и на расстоянии, и ближе, и милее и роднее, чем для граждан иной страны, и поднимать руки против России я не позволю» 116.

Контакты с работниками советского посольства дорого обошлись Павлу Кудинову. Его арестовали, судили и выдворили из Болгарии.

Позже в обширной «Просьбе о помиловании», направленной Кудиновым в Президиум Верховного Совета СССР в 1954 году, он так рассказывает об этом периоде своей жизни: «В Посольстве я был принят атташе по печати Яковлевым. Кроме разговоров, относящихся к письму Епихиной, секретарь Яковлев затронул вопросы политического характера, которые относились к возможности, с моей стороны, сотрудничества во благо Советского Союза. Предложение мною было принято, но с условием: о Болгарии ни слова! Яковлев высказывал мысль об издательстве газеты, направленной против поляк[ов] и эмигрантских антисоветских организаций. С таким предложением я не согласился, так как издательство подобной газеты приведет к разгрому — это первое, а второе — нужны сотрудники, а их не найти и эта затея будет просто смята. Самый верный способ, — предложил я, — издавать журнал, не меняя сотрудников, тех же казаков. Содержание журнала должно быть направ[лено] против поляк[ов], РОВса и казачьих организаций, с конечной целью расколоть их единство, и, в то же время, прикрыться статьями антисоветского характера. Название журнала, — сказал я, — “Вольный Дон”, это для того, чтобы избежать всяких подозрений соответствующего органа. Со всеми моими доводами Яковлев согласился. Кроме того, было уговорено, чтобы письма писать всем руководителям различных организаций, для нужных целей. После разговоров и окончательной договоренности, сотрудничество приняло живой характер.

В августе м-це 1938 года я был арестован. В следственном процессе, который продолжался десять дней, никакой виновности, вредящей Болгарии, установлено не было, но связь с Советским посольством была неопровержима. Наряду со следствием против меня ополчились генерал Абрамов, вся его, скрипящая зубами, гладиатура. Я был интернирован, а потом, по постановлению дирекции полиции, был изгнан за пределы Болгарии сроком на пять лет, с паспортом» 117.

После долгих мытарств в Турции и в Румынии, где Кудинов также сидел в тюрьме как советский агент (все это подробно описано в материалах «Дела»), перед началом Второй мировой войны ему все-таки удалось вернуться в Болгарию, оставаясь под полицейским надзором.

В Софии, в документе охранки «Список просоветских эмигрантов» значился Павел Кудинов. Советский историк Р. Т. Аблова, ссылаясь на архивы Болгарии, пишет: «За деятельность по разложению русской и казацкой эмиграции в Софии, за коммунистическую агитацию и издание прогрессивного журнала высылался из страны Павел Назарович Кудинов» 118.

Рукопись Кудинова как раз помогает понять, что означают слова о его «деятельности по разложению русской и казацкой эмиграции». В условиях монархо-фашистской диктатуры царя Бориса и ориентации Болгарии на фашистскую Германию казачий полковник П. Н. Кудинов, — как выяснили болгарские власти, — противодействовал русским и болгарским фашистам, сотрудничавшим с нацистской Германией. Как известно, Гитлер назначил атамана Краснова на пост начальника главного казачьего управления на территории Германии и собрал под фашистские знамена казачьи корпуса, состоявшие из предателей, переметнувшихся на сторону фашистов. Генерал Алферов, в прошлом — окружной атаман Верхне-Донского округа, также изображенный в «Тихом Доне», находился в эмиграции в Югославии и поддерживал там фашистские течения, стремившиеся использовать казаков в борьбе с большевиками.

Надо отдать должное Кудинову: он занял твердую и совершенно определенную позицию в этой борьбе за казачество.

В ходе допросов Кудинов гневно отводил обвинения болгарской охранки в том, что он — советский шпион, и заявлял, что в своем сотрудничестве с советским посольством преследовал только легальные цели: «В своем печатном органе “Вольный Дон” вести ударную политическую линию против тех держав, которые подготовляют вооруженную кампанию против России с конечной целью расчленить ее ... Я не шпион и инструкциями себя не обязываю. Мы можем судом судиться, но в то же время обязаны помнить отечественный долг. Если я помогаю родине путем легальной печати, то поверьте, — я в этом стыда не чувствую. Если полиция находит в этом преступление, то прошу передать меня правосудию» 119.

Полиция нашла в этом преступление.

«— Вы упорно отстаиваете свою невиновность, — заявил следователь Браунер Кудинову, — а вот < ... > что пишете Вы в циркулярном распоряжении по округу казаков-националистов, где так остро нападаете на русских фашистов ... В письме к генералу Алферову (Сербия) пишете, что “белые русские фашисты опаснее красных”, интересуетесь съездом в Сербии. “Слет демонов: попов, опоганивших, загадивших веру Христову, помещиков, с учетными ведомостями, да наш Петр Краснов, политический хулиган и прочая его свора” и т. д. Такими письмами Вы помогаете только большевикам и разлагаете эмиграцию» 120.

Ответ Кудинова следователю был вполне определенным:

« ... Эмиграция разложилась и утеряла творческое значение не здесь — за границей, а еще на фронте белого движения... под ударом белой чеки “Освага”, под ударом злостных помещицких контрреволюций и виселиц. В заграницу уже пришла она не как стройная носительница правового человеческого порядка, а как бесформенная масса» 121.

Что касается обвинений в посещении советского посольства в Софии, Кудинов заявил:

«Разве я и другие казаки лишены права быть посетителями представительства своей родины? Думаю, что при тщательных поисках обвинительных, против меня, улик, — ни у меня лично, ни по филиалам в провинции ничего подобного вами не найдено, следовательно, на основании чего же обвиняет меня? И в чьих интересах это обвинение? Очевидно, в интересах русской фашистской партии. Да, впрочем, скажу вам горькую правду: сколько бы эмигранты не брухались и не брыкались, все же надо признаться, что сегодняшняя власть в России — есть власть и юридическая и фактическая ... И поднимать руки против России я не позволю» 122.