Феликс Кузнецов - «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

162Центральный архив ФСБ РФ. Дело № Н—17918. Л. 98.

163Там же. Л. 100, 106.

164Там же. Л. 134 об.

165Там же. Л. 135.

166См.: Семанов С. Н. Православный «Тихий Дон». М., 1999. С. 101.

167См.: Отчизна. 1991. № 7. С. 72.

168См.: Прийма К. И. Мировое значение «Тихого Дона» // Дон. 1978. № 7. С. 11.

169Прийма К. С веком наравне. С. 172.

170Прийма К. Вёшенские встречи. С. 151.

171Фонды ГМЗШ. № КП—8248/25.

172Там же.

173Там же.

174Там же.

175Прийма К. Вёшенские встречи. С. 151—152.

176Фонды ГМЗШ. № КП—8248/25.

177Прийма К. С веком наравне. С. 157—158.

В криминалистике (а обвинения в адрес Шолохова носят очевидно криминальный характер) базовое значение имеет принцип дактилоскопии — идентификации личности по рельефным линиям, так называемым папиллярам рук, обладающим свойствами неопровержимой индивидуальности и устойчивости рисунка.

Подобный подход возможен и при идентификации личности автора литературного произведения, когда документально устанавливаются рельефные линии, фигурально выражаясь, «капилляры» его личной судьбы, которые нашли очевидное воплощение в произведении.

Эту работу — своего рода текстологическую дактилоскопию романа — мы осуществляли и в предыдущих главах, — исследуя рукопись «Тихого Дона», прогностические ее особенности, историческую и литературную судьбу таких опорных для романа фигур, как Харлампий Ермаков и Павел Кудинов.

Подобная текстологическая дактилоскопия преследует цель — исследовать историческое, информационное пространство «Тихого Дона» и соотнести его с совокупностью исторических, жизненных знаний и представлений автора — совпадают они или нет?

Краеведческие исследования и поиски в этом случае могут дать особенно значимый результат. Именно они помогают нам ощутить тот аромат «донского чебора», которым наполнен «Тихий Дон» и который неразрывно связывает его с донской землей и проясняет проблему авторства.

Что это значит — «донской чебор»? Ни в одном из многочисленных словарей, в том числе и «Словаре казачьих говоров», слова «чебор» мы не нашли. И только в «Казачьем словаре-справочнике» — не только историческом, но и диалектологическом словаре — мы нашли ключи к этому слову:

«Чебрец, чеборец — душистая трава с лиловыми цветами; в дикорастущем виде встречается на тучном чернозёме казачьих степей. Называют ее также чобор» 1.

Краеведы собрали немало свидетельств того, как земляки Шолохова восприняли появление романа «Тихий Дон». Он пришел к ним в выпусках «Роман-газеты» — самого массового издания тех лет — и в книжках «Московского рабочего» и Госиздата. Вот одно из свидетельств того времени — его привел краевед Иван Данилов в своей «Книге народной памяти» — «Донской чёбор». Иван Данилов приводит слова казака Петра Трофимовича Шапрова:

«— Когда вышли первые части “Тихого Дона”, читали книгу всем миром. Полстаницы собиралось на баз моего отца, где при организации колхоза сделали бригадный двор. Сойдутся, рассядутся в кружок прямо на земле — отец им читает ... Стемнеет, а расходиться не хотят.

Просят читать дальше. Зажигали лампу, выносили во двор и читали дальше ... Ну, а керосина-то тогда у всех намале было ... Решили, что каждый, кто хочет слушать “Тихий Дон”, пусть принесет полбутылки керосина ...

Ничего похожего на эти чтения я в жизни больше не встречал: катались по земле от смеха, плакали, спорили ... Многих героев угадывали по поступкам, по жизни, другие в романе прямо названы ...

М. А. Шолохов беседует с казаками. 1930-е годы

Вот комиссар Малкин ... Тот, что шутя отправлял людей на расстрел. Был такой в самом деле. У тещи моей останавливался, когда приезжал в Букановскую. Заявится в дом и, не раздеваясь, в сапогах — бряк на кровать ... Лежит и наганом играется, подбрасывает его под самый потолок ...

Позже работал он в Москве, потом в Сочи» 2.

Это не придумано. «Книга народной памяти» и по сей день хранит воспоминания о том, как встретили «Тихий Дон» на Дону, о людях, которые узнавали себя в героях романа.

«Тихий Дон» буквально соткан из реалий той жизни, которой жили земляки писателя, которая пропущена через биографию, память и душу М. А. Шолохова. И никого другого, поскольку роман насыщен огромным количеством таких подробностей, деталей, наконец, персонажей, реальных людей, явившихся прототипами многих героев, знать о существовании которых мог только человек, который прожил жизнь в этих местах. Эти реальные факты жизни, перенесенные воображением и гением писателя в роман и ставшие его художественной плотью, не вытравить никакой клеветой.

Обратимся к свидетельствам скромных вёшенских учителей Н. Т. Кузнецовой и В. С. Баштанник, которые, как и другие краеведы, бережно собирали эти крупицы народной памяти, устанавливая, что «Тихий Дон» таит в себе правду многих реальных человеческих судеб, характеров и ситуаций. Краеведы улавливали в ходе этих бесед такие тончайшие нюансы, детали, привязывавшие «Тихий Дон» к Шолохову, придумать которые невозможно.

Они встречались и беседовали с людьми, которые узнавали себя в персонажах романа. К примеру, с братьями Ковалевыми (по-уличному — Ковальковыми), которые дали жизнь в романе братьям Шумилиным (по-уличному — Шамилям): « ... О братьях Ковалевых так все в Каргинской и говорят: “Вот это Шамили”» 3, — свидетельствуют сельские краеведы. Они рассказывают:

«Мы встречались с сыном Мартина Шамиля, Петром Мартыновичем Ковалевым ... <...> Петр Мартынович вспоминает о своей семье, о родителях следующее: “Отец не особенно грамотный был. Мы читали вслух «Тихий Дон», а он, отец, тогда сказал: это Мишка написал про меня, записал нас, говорит, Шамилями. И мать он описывает. Когда отец пришел, а сыч на могилках кричал, а отец его хотел застрелить, а мать говорит: «Ты что, я на сносях хожу ... » Этот подлинный случай был описан М. А. Шолоховым в первом томе “Тихого Дона”» 4. И действительно, в первых главах третьей части «Тихого Дона» читаем:

«Сухое тлело лето < ... >

По ночам на колокольне ревел сыч. Зыбкие и страшные висели над хутором крики, а сыч с колокольни перелетал на кладбище, ископыченное телятами, стонал над бурыми затравевшими могилами.

— Худому быть, — пророчили старики, заслышав с кладбища сычиные выголоски.

— Война пристигнет. < ... >

Шумилин Мартин, брат безрукого Алексея, две ночи караулил проклятую птицу под кладбищенской оградой, но сыч — невидимый и таинственный — бесшумно пролетал над ним, садился на крест в другом конце кладбища, сея над сонным хутором тревожные клики. Мартин непристойно ругался, стрелял в черное обвислое пузо проплывающей тучи и уходил. Жил он тут же под боком. Жена его, пугливая хворая баба, плодовитая, как крольчиха, — рожавшая каждый год, — встречала мужа упреками: