Генрих Френкель - Брамштендте - Йозеф Геббельс (Ростов-на Дону, 2000)

Таким образом, задачи пропаганды и организации были разными: пропаганда обеспечивала приток помогающих и сочувствующих движению, а организация отбирала членов партии. На этот счет существовала довольно неуклюжая, но принципиально важная формулировка Гитлера: «Первая задача пропаганды состоит в вербовке людей для дальнейшей организации; а первая задача организации — найти людей, способных вести пропаганду! Вторая задача пропаганды — в том, чтобы подорвать существующий порядок и внедрить в него новую идеологию, тогда как вторая задача организации — это борьба за власть, имеющая целью обеспечение полной победы новой идеологии!»

Геббельс, будучи гауляйтером Берлина в период с 1926 по 1930 год, претворял в жизнь идеи своего вождя, придавая, однако, большое значение соблюдению еще двух важных условий ведения пропаганды, являвшихся, по его мнению, наиболее существенными. Первое условие требовало, чтобы успех или неуспех пропаганды оценивался чисто прагматически (это определялось складом ума как самого Геббельса, так и Гитлера); второе говорило о предпочтении в пользу метода устной пропаганды по сравнению с письменной. Выступая с доверительным обращением к партийным чиновникам в январе 1928 года в Берлине, Геббельс объяснил им, что существенным мерилом качества пропаганды является степень ее успеха, для достижения которого хороши все средства, «пусть даже вас сочтут оппортунистом, а ваши взгляды — аморальными. Главное — убедить людей; если пропаганда определенного сорта подходит в этом смысле для данного круга слушателей — значит, ее можно считать хорошей; если же нет — я считаю ее плохой!»

Это самый настоящий макиавеллизм, беспринципность, принятая на вооружение в век массовых политических движений и означающая, что при оценке содержания и методов пропаганды можно забыть обо всех нравственных критериях. Геббельс презирал социал-демократов и партии среднего класса, с насмешкой отзываясь об их стараниях соблюсти внешние приличия и традиционную этику; «Пусть сколько угодно говорят о том, что наша пропаганда — крикливая, грязная, скотская, что она нарушает все приличия — плевать! В данном случае все это не так уж важно. Важно, чтобы она вела к успеху — вот и все!»

Конечно, в ходе пропаганды можно прибегать к аргументам морали и этики, но это вовсе не значит, что ее саму следует судить по этим критериям. Можно сказать, что Геббельс относился к пропаганде не как педантичный школьный учитель, а как посредник, стремящийся установить связь между идеей, которую нужно распространить, и слушателями, которых нужно убедить и подчинить этой идее. Ясно, что пропаганда, как и всякая промежуточная связь, должна быть гибкой. Сама идея — это нечто жесткое, непоколебимое и неизменяемое, но метод, с помощью которого она «продается», должен быть удобным для приспособления к запросам и вкусам публики. «Выступая в провинции, я говорю совсем не так, как в Берлине, а для людей в Байрейте (городе Рихарда Вагнера) я нахожу совсем другие слова, чем для берлинцев! — объяснял Геббельс в 1928 году. — Все это — дело жизненной практики, а не теорий». Он любил также повторять, что пропаганда — это искусство, и обучение ей возможно только до определенного уровня, как игре на скрипке, а дальше все зависит от таланта.

В течение всей своей карьеры Геббельс не уставал подчеркивать, что пропагандист должен уметь объясняться на разных языках, чтобы находить подход и к образованным слушателям, и к простонародью, но в целях практической пользы нужно ориентироваться на среднего слушателя, «человека с улицы». Еще со времен своей «битвы за Берлин» против ненавистной республиканской системы он видел величие нацистского движения в том, что оно умеет распространять свои идеи в доступном виде, так что его легко могут понять народные массы. Чтобы пропаганда была успешной, она не должна «замыкаться в башне из слоновой кости», ориентируясь только на образованную публику. Слушатели в своей массе обычно достаточно примитивны, поэтому суть успешной пропаганды — в ее простоте и повторении одних и тех же истин. Нужно уметь объяснить сложную проблему в простых выражениях и повторять их бесконечное число раз, не обращая внимания на усмешки интеллектуалов; тогда успех будет обеспечен, и вы сможете повлиять на общественное мнение. Если же ставить себе целью завоевание доверия образованных людей (мнение которых вообще отличается неустойчивостью), то вы не сможете серьезно повлиять на широкие слои общества.

Выступая неофициально, Геббельс не утверждал, что национал-социалисты были самыми эффективными пропагандистами во всей мировой истории. Напротив, в 1928 году он призвал воздать должное ряду исторических предшественников, включив в эту пеструю плеяду многих светских и духовных лиц, таких как Христос, Будда, Заратустра, Робеспьер, Дантон, Муссолини и Ленин. Интересно, что, говоря о важной роли ораторов и организаторов в современных массовых революционных движениях, Геббельс упомянул вместе и фашизм и большевизм, подчеркивая, что эффективное ораторское искусство гораздо важнее, чем знания и начитанность. Никакая статья, пусть она написана по законам самой строгой логики, не идет в сравнение с яркой и страстной речью. «Разве Муссолини был писака, а не великий оратор? — вопрошал Геббельс. — И что сделал Ленин, прибыв в Петроград из Цюриха: отправился в кабинет писать книгу или обратился прямо на вокзале к тысячам собравшихся людей?»

Просто удивительно, как Геббельс, обвиняя на массовых митингах марксистские партии и их лидеров в «деструктивных действиях», хвалил перед своими приближенными умение коммунистических и социалистических агитаторов установить связь со слушателями, объясняясь с ними на простом и понятном языке. «Передовые статьи в марксистских газетах не столько пропагандируют идеи, сколько агитируют массы. В них говорится о простых, грубых вещах, понятных людям с улицы, — замечал он, комментируя события 1918 года. — Вот почему народ с таким интересом читает «красные» газеты. И в этом же причина подражания национал-социалистов великому примеру, который у них перед глазами». Геббельс утверждал, что марксизм — это род сумасшествия и что он не имел своих «великих пророков», но зато создал талантливых агитаторов, таких как Бебель и Ленин, поставив их на службу своему безумию. Геббельс даже приводил в пример марксистские образцы, когда оправдывал методы работы своей газеты «Дер ангрифф», которую иногда критиковали более умеренные и респектабельные националисты за увлечение «негативным подходом» в освещении событий. Он указывал, что марксисты в течение шестидесяти лет полностью посвящали себя «негативной критике» — ив результате совершили революцию и завоевали государство. Впрочем, это было сказано скорее ради красного словца, а не для утверждения исторической правды.