Норбер Кастере - Моя жизнь под землей (воспоминания спелеолога)

Самым ярким был момент, когда мы шли вдвоем по галерее и вдруг услышали рев каскада. Дойдя до водопада, мы поняли, что нашли реку выше сифона, останавливавшего раньше все экспедиции, включая и нашу, не далее как сегодня утром.

Наши лодки остались на приколе у подножия стены высотой тридцать метров, на которую мы взобрались, чтобы исследовать верхний этаж. Теперь нам приходилось отправиться по неизвестной верхней части потока без плавательных средств. Но это я решил проделать один. Может быть, сказалась привычка бывшего спелеолога-одиночки, но, вероятнее всего, на мое решение повлияло то, что Дельтейль оказался очень посредственным пловцом (в чем он сам затем признался). Я попросил его подождать меня на берегу, а сам погрузился в воду во всей одежде (в течение многих часов я все равно уже был совершенно мокрым), чтобы ознакомиться с рекой еще на полкилометра, и дошел до сифона, показавшегося мне менее серьезным, чем предыдущий; в него я решил нырнуть в следующий раз, когда вернусь сюда уже не один.

По многим причинам, главным образом из-за войны 1939–1945 годов, этот следующий раз задержался не на несколько недель или месяцев, а на годы, точнее, на целые восемнадцать лет. Только в 1955 году нам удалось привести к конечному сифону Лабуиш английских и французских аквалангистов.

Мои оценки и предположения не оправдались: сифон оказался очень глубоким и, к сожалению, непроходимым. Мишель Летран из общества "Лионские Тритоны" прошел под водой семьдесят два метра на глубине двадцати трех метров и наткнулся на слишком узкий ход, совершенно непроходимый.

Тем временем мы с Дельтейлем обследовали все сложные этажи Лабуиша, нашли и определили происхождение подземной реки. Гораздо выше под землю уходил ручей. Исследование с окрашиванием показало нам прямую связь этого ручья с рекой в пещере Лабуиш. Различные колодцы — естественные окна — дали нам, кроме того, доступ к некоторым участкам подземной реки, которую предстоит еще исследовать, вероятно, на расстоянии примерно двенадцати километров…

Что касается той части подземелья, которая приспособлена для туристов, то она открыта с 1938 года. Посещение пещеры включает плавание на больших прогулочных лодках в оба конца, что составляет около трех километров, а это самый длинный подземный туристский водный маршрут в мире.

В 1937 году случай свел меня с Дельтейлем, и в том же году я встретился с другим начинающим спелеологом, который тоже вскоре стал моим близким другом и преданным сотрудником. Стечения обстоятельств и требования жизни оторвали его через десять лет от этого сотрудничества и нашей дружбы, которая, к счастью, сохранилась, несмотря на разлуку.

Жермен Гатте, директор завода в Буссоне, неподалеку от Сен-Годенса, не был молод подобно Дельтейлю: ко времени первых спусков под землю ему уже было сорок два года. Такое "позднее призвание" должно было само по себе заставить его наверстывать упущенное время, и действительно, мы вдвоем, иногда с Элизабет, принялись ускоренными темпами исследовать гроты и пропасти Комминжа. Мы не стремились к открытиям любой ценой, а просто спускались под землю как можно чаще, чтобы удовлетворить присущую нам обоим страсть к подземному миру и ко всему, что к нему относится. Жермен Гатте еще очень увлекался фотографированием под землей.

В противоположность обычным спелеологам, а в особенности Дельтейлю, совершенно не умеющим ценить время и всегда опаздывающим, Гатте был всегда не только точен, но и везде оказывался раньше всех. Стоило предупредить его об экспедиции и условиться, чтобы он заехал за мной в половине седьмого утра, я мог быть уверен, что в пять утра услышу, как подъезжает на полной скорости его пятнадцатисильный Ситроен и резко тормозит: Гатте был уже тут как тут, горя нетерпением поскорее попасть в пещеру или пропасть, запланированную на сегодня.

Его торопливость и спелеологический зуд были мне по сердцу: ведь я сам так же относился ко времени и томился той же жаждой поскорее попасть под землю.

Моя жена, которая не могла принимать участие во всех наших вылазках, но постоянно присутствовала при сборах, всегда очень поспешных, однажды обратилась к нашему Другу.

— Главное, — сказала она ему, — будьте осторожны!

— Ну вот, дальше уж некуда! — воскликнул Гатте. — Что касается неосторожности, обращайтесь к вашему мужу.

— Нет уж, дорогой мосье Гатте, мой муж никогда не бывает неосторожен… Я имею в виду вашу привычку слишком быстро вести машину. Вот что я считаю главной опасностью!

Гатте, который действительно водил машину на очень большой скорости, прямо задохнулся от этого замечания, которое он счел незаслуженным; с его точки зрения, опасности начинались только под землей.

Однажды мы приехали к маленькому селению Эспаррос недалеко от пещеры Лябастид (грот Рычащего Льва). В течение многих лет я пытался найти в этом секторе колодец, известный под названием Австрийского, так как австрийцы спускались в него перед самой войной 1914 года.

В этот день один пастух привел нас к отверстию колодца, на поиски которого было затрачено столько времени. Мы развернули лестницы, спустились на глубину двадцати метров и попали в круглый зал, буквально пронизанный множеством вертикальных колодцев.

Отсюда начинался длинный путь по сложной пересеченной местности, преграждаемый спусками и подъемами, анфиладами залов и коридоров. В одном из залов мы прочли на стене имена и дату: "1913 год". Эта надпись подтверждала, что австрийцы действительно побывали здесь. Но потом, добравшись до коридора, в который было очень трудно попасть, мы не обнаружили никаких следов наших предшественников. Это убедило нас, что мы были первыми исследователями длинного и извилистого коридора, заканчивавшегося, однако, тупиком. Правда, в этом тупике было "окно" в стене, из которого соблазнительно тянуло ветерком.

Мы тут же приступили к расширению "окна" зубилом и молотком. Бесконечная и очень мучительная работа закончилась тем, что отверстие расширилось настолько, что нам удалось пролезть в него, и мы попали в "комнатушку" совершенно вымотанные, но очень довольные. Пещера продолжалась, теперь поток воздуха шел из новой длинной лазейки, наполовину каменистой, наполовину глинистой. Мне удалось проползти это узкое место, и я оказался в очень неровном коридоре, приведшем меня в большой зал, пол которого частично провалился; в нем зияло отверстие внутреннего колодца, куда я не мог спуститься, так как был один и без снаряжения.

Я назвал это место Залом 25 июня и вернулся к лазейке, которую пытался расширить Гатте. Я рассказал ему о своих успехах и поделился с ним многообещающими перспективами исследования "пропасти Эспаррос", как мы решили ее окрестить.