Максим Чертанов - Герберт Уэллс

Эйч Джи волновался, что «Предвидения» будут плохо продаваться, и с несвойственной ему кротостью молил издателей позаботиться насчет рекламы. Беспокойство оказалось излишним: книга, публиковавшаяся в отрывках в конце 1900 года и вышедшая целиком в издательстве «Чэпмен энд Холл», расходилась как бестселлер. Но друзья-коллеги «Предвидения» раскритиковали. Конрад укорил автора за то, что он обращается к узкой группе элиты, оставляя за бортом все человечество, и сравнил его с рыбаком, который вылавливает отдельных форелей вместо того чтобы закинуть широкую сеть, в ячейках которой найдется место каждому пескарику. Уэллс обращался именно к «форелям», так что не обиделся, напротив, зная, что Конрад бедствует, написал несколько восторженных заметок о его творчестве. Форду не понравился стиль книги Уэллса: его раздражало то, как возвышенные идеи соседствуют с рассуждениями о цвете стен в квартирах жителей Новой Республики. (То же раздражало критиков в утопии Чернышевского, да и во всех утопиях вообще.) Эдмунд Госсе считал главной ошибкой Уэллса непонимание того, что человек стремится не к общественной пользе, а к индивидуальному счастью. (Правда, в 1940-е американский психолог Абрахам Маслоу доказывал, что потребность в самоактуализации и развитии у многих людей стоит не ниже, чем стремление к личному процветанию, а у кого-то и выше.) Всю эту критику Эйч Джи — редкий случай — воспринял спокойно и не бранился.

После «Предвидений» Уэллс впал в безудержный оптимизм, над которым потом посмеивался. «Не позднее чем через двадцать лет у нас будет республика, — писал он Ричарду Грегори в декабре 1901-го, — или, во всяком случае, она может быть, если империя рухнет. <���…> Я буду писать, говорить, буду проповедовать революцию в течение следующих пяти лет». Тут необходимо заметить, что, постоянно произнося слово «революция», Уэллс вкладывал в него смысл почти противоположный общепринятому, так что слово это следовало бы все время брать в кавычки. «Революция» для него — это изменение менталитета, а революционность такого изменения заключается единственно в том, что оно должно произойти «быстренько». Обещание проповедовать свою «революцию» он сдержит и в ближайшие годы напишет еще несколько футурологических трактатов: «Человечество в процессе созидания» (Mankindin the Making, 1903), «Современная утопия» (A Modern Utopia, 1905), «Новые миры вместо старых» (New Worlds for Old, 1908). А первым его шагом на этом пути стала лекция, прочитанная 24 января 1902-го в Королевском институте Великобритании [33] Учреждение, посвященное образованию и исследованиям в области науки, основанное в 1799 году Генри Кавендишем и существующее по сей день. .

Лекция называлась «Открытие будущего». В основном она повторяла тезисы «Предвидений», только тон был более ликующим; напугав слушателей картинами гибнущего мира, автор объявлял, что сам в такой исход не верит, ибо «верит в другие вещи: согласованность и целесообразность мира и величие человеческого предназначения. Миры могут замерзать и Солнце — остывать, но я верю, что в нас живет нечто, что никогда не умрет». Уэллс не умел выступать публично, говорил слишком быстро, сбивчиво и неразборчиво, но его речь все равно привела аудиторию в восторг. В феврале ее опубликовали в «Нэйчур», а издатель Ануин выпустил ее отдельной книгой, которая, как и «Предвидения», стала бестселлером. Она понравилась всем — даже Конраду. Это самый оптимистический из футурологических текстов Уэллса: в нем он выдвинул тезис о том, что Homo sapiens, если осознает необходимость перестройки своей жизни, может стать первым видом, который возьмет эволюцию под контроль и не погибнет.

«Предвидения» и «Открытие будущего» сделали Эйч Джи человеком, к мнению которого прислушивается общество. Сын лавочника превращался в джентльмена, а джентльмен обязан бывать в престижных клубах. По рекомендации Генри Джеймса он стал членом Национального либерального клуба, учрежденного Гладстоном; его постоянно приглашали обедать в «Другой клуб» (Other Club), основанный Черчиллем. Парадные двери домов, куда раньше он пытался проникнуть с черного хода, широко отворились перед ним. Одна из этих дверей вела в Фабианское общество, а в роли привратников выступила знаменитая супружеская пара: начиная с этого момента она прочно войдет в жизнь нашего героя.

«Ведь мы молодые были, только что поженились, крепко любили друг друга. А он — „все Веббов переводили“!» — так отреагировала представительница другой знаменитой пары на биографию ее мужа, в которой рассказывалось, как в 1898 году в Шушенском молодожены переводили с английского на русский книгу Сиднея и Беатрисы Уэбб «Теория и практика английского тред-юнионизма». Переводчик уже в собственных работах называл Уэббов «основательными учеными» и «основательными оппортунистами», а также «тупыми хвалителями английского мещанства», а в 1914 году причислил их к числу лиц, «подло предавших социализм».

Сидней Уэбб родился в 1859-м, образование получил, как и Ленин, юридическое; его жена Беатриса, дочь богатого промышленника Поттера, была, как и Крупская, годом старше мужа. Поженились они в 1892-м и с тех пор рука об руку занимались социализмом, изучали рабочее движение, написали вместе и по отдельности много трудов по истории профсоюзов. Впоследствии были видными деятелями лейбористской партии; Сидней занимал пост министра торговли в первом лейбористском правительстве (1924) и пост министра колоний и доминионов во втором (1929–1931). Он также основал и возглавил Лондонскую экономическую школу; в 1929-м он был удостоен титула барона, но Беатриса принять титул отказалась.

Ругал Ленин Уэббов зря, ибо не было в Европе более рьяных и доверчивых апологетов советского строя. «В течение полувека умственная лаборатория Веббов была источником той идеологической пищи, которая затем по бесчисленным каналам шла в рабочие, мелкобуржуазные и даже буржуазные головы, — замечал в своих мемуарах советский дипломат Иван Майский. — И вот теперь этот замечательный интеллектуальный инструмент обратился против антисоветских предрассудков и предубеждений, которыми в 30-е годы были заражены широчайшие круги британского и мирового общественного мнения!» Майский, бывший советским послом в Лондоне, описал Уэббов: «Меня приветствовала высокая, стройная женщина с умным и одухотворенным лицом. В молодости эта женщина, должно быть, была очень красива. Но и сейчас, в старости, она отличалась необычайной обаятельностью, особенно хороши были глаза — большие, лучистые, в глубине которых пряталась чуткая, пытливая мысль. Это была Беатриса Вебб. Из-за спины ее выглядывала другая фигура — фигура мужчины с седой шевелюрой и седой бородой клинышком. Он был плотного сложения и почти на голову ниже женщины. На широком красноватом лице его лежала печать ума и упорства. Это был Сидней Вебб. По внешности супруги представляли полную противоположность друг другу. <���…> Но что здесь доминировала женщина — это бросилось мне в глаза при первом же свидании и подтвердилось при последующем знакомстве».