Максим Чертанов - Герберт Уэллс

Форд предложил выплатить Уэллсу не пятую часть прибыли, а твердую сумму — 600 фунтов за каждую из частей романа (он печатался в четырех номерах), но поскольку денег не было, эта сумма существовала лишь в его воображении. Эйч Джи и профессиональных-то издателей учил, как им вести дела; разумеется, он стал учить Форда. На сей раз он был прав — Дуглас Голдинг, соредактор Форда, отзывался о деловых способностях своего шефа так же, как Уэллс, но делал это, по-видимому, не в деликатной форме, так что Форд оскорбился и написал, что Уэллс его «третирует». Дальше — хуже: Уэллс продал Макмиллану права на книжное издание «Тоно-Бенге», по договору книга должна была выйти раньше четвертого номера «Инглиш ревью»; Форд стал требовать, чтоб Уэллс расторг договор и не допустил издания книги, пока ее заключительная часть не будет опубликована у него в журнале. Тут вроде бы он был прав, но Уэллс, не получивший от него ни цента, это требование проигнорировал.

С Эмбер весной 1909 года тоже не все было гладко. Уэллс пишет, что именно она стремилась выставлять напоказ их отношения, похвасталась перед однокурсниками, рассказала матери. Скорей всего так и было: связь между студенткой и женатым учителем обычно афиширует студентка. Более того, Эмбер намеревалась родить ребенка. Хотела ли она вынудить Уэллса на ней жениться? Спустя много лет она писала, что категорически была против развода Уэллса с женой, и, кроме ребенка от любимого, ей ничегошеньки не было нужно. Только очень наивный человек может в это поверить. Сам Эйч Джи писал, что она «хотела чаше и подолгу жить со мной под одной крышей», то есть создать с ним семью, зарегистрированную или нет, а также: «Я вовсе не думаю, будто Эмбер ясно представляла, что своими действиями она вынуждает меня развестись и жениться на ней, но как все-таки могло быть, чтобы эта мысль не пришла ей в голову?»

Эйч Джи не имел намерения оставить Кэтрин и не хотел «подолгу жить под одной крышей» с Эмбер. «При моей одержимости работой, при постоянном стремлении „продвигаться вперед“ и склонности рассматривать любовь как случайный отдых, меня это вовсе не устраивало». Несмотря на свои самурайские идеи, он понимал, как должно поступить. «Раз я не мог оставить Джейн, чтобы жениться на Эмбер, я должен был как старший и потому более ответственный за наше положение помочь Эмбер освободиться от меня. <���…> Но я не способен был так поступить, я был одержим страстью к ней и не потерпел бы расставания. Мысль о том, чтобы отказаться от Эмбер в пользу любого другого мужчины, была мне нестерпима». (Другой мужчина был — молодой адвокат Риверс Бланко-Уайт, давний поклонник мисс Ривз.)

В своих книгах Уэллс обычно сводил женскую свободу к тому, чтобы свободно штопать носки своему любовнику, но в жизни он смотрел на вещи иначе. Он признавал, что в разгар их романа Эмбер забросила учебу, «била баклуши» и не оправдала надежд, которые на нее возлагались в Лондонской школе экономики: ему это не нравилось, он старался поощрять ее к научной и литературной работе. В апреле он представил ее издателю Маклюру, назвав ее студенческие доклады «эпохальными»; другого издателя, Кэзенова, он просил опубликовать написанные ею рассказы. Но тут Эмбер сообщила ему — и одновременно матери и Бланко-Уайту — о своей беременности. Скандал тлел уже четвертый месяц, о связи шептались все, за исключением отца девушки (которому Бланд неоднократно порывался «раскрыть глаза», но Шоу удерживал его от этого поступка). Теперь узнал и он — от жены и Бланко-Уайта, который попросил руки «обесчещенной» дочери, — и пришел в страшное негодование.

К «основному» скандалу, связанному с беременностью Эмбер, прибавился еще побочный, носивший комический характер. Несколькими годами раньше Ривз рекомендовал Уэллса в «Сэвил-клаб» — это был один из двух солидных лондонских клубов для писателей; созданный в противовес консервативному «Атенеуму», он постепенно стал таким же престижным: его членами состояли Томас Гарди, Стивенсон, Иетс. Уэллс «Сэвил» любил, как любил все престижное, и посещал регулярно, но теперь Ривз — по бытовавшей легенде — публично в клубе поклялся застрелить соблазнителя дочери. Уэллс прекратил членство в клубе: в письме к другу, юристу Сиднею Хейнзу, он годом позднее объяснял причину своего поступка тем, что не хотел своим присутствием раздражать Ривза [42] Покинув «Сэвил-клаб», Уэллс чуть позднее стал членом «Атенеума», а в «Сэвил» вернулся лишь 28 лет спустя, когда Ривза уже не было в живых. . Вряд ли наш герой, зная Ривза как человека миролюбивого, всерьез боялся быть застреленным — хотя об угрозе упоминал не раз, — скорей всего он просто желал избегнуть публичной перебранки; но окружающие охотно распространяли слух о том, что он вышел из клуба, боясь за свою жизнь. Все это было еще некрасивее, чем сцена с Бландом на вокзале.

Мод Ривз приняла сторону мужа и ополчилась не только на соблазнителя, но и на дочь. Эмбер потребовала от Уэллса, чтоб он ее «увез»; деваться ему было некуда, и в начале мая они уехали во Францию, в нормандское местечко Ле-Туке, где сняли меблированный домик. Он принял решение жить вместе с Эмбер. Написал Ривзу письмо, в котором сообщал, что его намерения относительно Эмбер и ребенка «серьезные» (за исключением официального брака); Ривза и его жену это письмо взбесило. Он также предложил своему знакомому, драматургу Генри Артуру Джонсу, срочно купить «Спейд-хаус» — за 3200 фунтов, то есть с убытком для себя, — и, проявив чудеса расторопности, приобрел два новых дома: для Кэтрин и детей (на имя Кэтрин) — в Лондоне, по адресу: Хэмпстед, Чёрч-роу, 17; для Эмбер, ребенка и себя — в Уолдингеме, графство Сассекс. Кэтрин и мальчики, совершенно ошарашенные, были вынуждены торопливо собраться и переехать.

Ни Эйч Джи, ни Эмбер не были счастливы в Ле-Туке. Он мог жить только в Англии, среди друзей, и боялся изгнанничества. Он предложил Эмбер вернуться в Лондон и жить «без оглядки на общество». Но она этого не хотела. До сих пор она жила играя, а теперь игры кончились. Она не была готова к роли попирательницы устоев. Они раздражали друг друга. Она сказала, что ей ничего не остается, как выйти за Бланко-Уайта. Он, надо полагать, почувствовал облегчение. Она вернулась к родителям, он — к жене. «Мы решили распрощаться с Сандгейтом и его чересчур здоровым, в сущности убаюкивающим, образом жизни. Необходимо было покончить с однообразием наших дней и вечеров, лишенных каких бы то ни было событий. Вот продадим дом и купим новый в Лондоне», — пишет Уэллс, представляя дело так, будто решение о продаже «Спейд-хауса» было принято им совместно с женою уже после разрыва с Эмбер. Но это ложь: письмо к Джонсу датировано 24 мая, когда о прекращении связи с Эмбер и речи не было.