Максим Чертанов - Герберт Уэллс

Уэллс придумал изящную теорию о своей жене: в ней жили две разные женщины. Джейн — товарищ, хозяйка, мать, помощник; Кэтрин — фантазерка, чей внутренний мир закрыт для всех. Сказано красиво, но ничего не проясняет. Лирическая героиня Кэтрин вовсе не противопоставлена прозаической Джейн — это одна и та же женщина. Была ли она инфантильной? С одной стороны — да: антураж рассказов составляют феи и эльфы, пейзажи напоминают волшебный сад Уэллса, а героиня зачитывается детскими сказками и мечтает о принце. Но в большинстве рассказов вслед за сказочным сном появляется мужчина из плоти и крови. Вот только оставить своего мужа героиня не способна. «Вся эта жизнь, которую я вела годами, приросла ко мне, словно кожа, — говорит она в рассказе „Майский полдень“, объясняя мужчине, почему вынуждена отклонить его любовь, — если я лишусь ее, то погибну». Имелась ли реальная основа у этих историй? Нет никаких свидетельств того, что у миссис Уэллс когда-либо был роман, даже платонический, и прекрасные принцы из ее рассказов не напоминают тех, кто гостил у ее мужа (разве что Суиннертона — немножко). Героиня Кэтрин боится сделать шаг — этот страх не укрылся ни от Уэллса, ни от биографов, как правило, приходящих к выводу, что Кэтрин панически боялась жизни и была не приспособлена к ней. Наверное так: однако ее героиня объясняет свой страх перемен очень весомой причиной: «У меня дети. Их счастье значит для меня больше, чем Вы».

И что, неужели после всего этого можно утверждать, что нам не все «ясно и понятно»? Да, можно: не ясно и не понятно, зачем Уэллс издал эту книгу — ведь не рассчитывал же он, что его лукавое предисловие может кого-то обмануть? Но он просто считал себя обязанным сделать хотя бы это для своей жены.

Спустя несколько дней после того, как Эйч Джи прочел «Прекрасный дом» и призадумался, Джеймс и Эдмунд Госсе предложили ему баллотироваться в Академический комитет Королевского литературного общества — влиятельной организации, которая должна была способствовать открытию новых талантов. Комитет организовывал конкурсы и учреждал премии; его членами состояли Киплинг, Гарди, Йетс, Шоу, Конрад. Беннет называл эту группу «нелепым учреждением»; Уэллс, придерживавшийся того же мнения, ответил отказом. Джеймс по настоянию Госсе отправил Уэллсу учтивое письмо с просьбой пересмотреть свою позицию. «Я люблю всякие ассоциации и академии не больше Вашего, — писал он, — но я рад делать эту простейшую общественную работу, которая к тому же доставляет наслаждение от соприкосновения с человеческой мыслью». Уэллс ответил столь же вежливым письмом — «Как бы мне хотелось плыть в одной лодке с Вами», — но объяснил, что ему противен любой вид контроля над писателями со стороны какой бы то ни было организации: он и его единомышленники — «анархисты». Джеймс вновь написал ему, поясняя, что анархизм также есть своего рода порядок, и делая упор на том, что их связывало, а не разделяло — любовь к литературе и осознание необходимости делать для нее все, что в «наших с Вами» силах. Но при последовавшей за письмами встрече в Реформ-клубе Джеймс, по его словам, понял, что никаких «мы с вами» больше нет: то, что Джеймс считал литературой, для Уэллса больше не существовало.

«Брак» печатался в 1912-м в журнале «Америкэн мэгэзин». В Англии книгу согласился издавать Макмиллан, который назвал ее «не только интеллектуальной, но и подходящей для самого широкого чтения». Трудно сказать, обрадовала ли автора такая оценка, ведь она означала, что в его романе нет ничего спорного. Консервативные критики уделили «Браку» мало внимания, ибо обругать его было не за что. Муж не помышлял об изменах, расточительную кокетку-жену силком приучали к бережливости — недаром рецензент «Ти-Пи уикли» (женщина) написала, что «Брак» может поставить на свою книжную полку самая пуританская семья. Врагам роман понравился — удары наносили только друзья. Госсе назвал «Брак» «жестким и металлическим»; Джеймс указывал на искусственность диалога и неубедительность характеров, но завершал письмо словами, которые должны были свести на нет всю критику: «Помните, что оговорки, с которыми я отношусь к Вашему творчеству, признают за ним больше жизни, больше трепета и кипения, чем за какими бы то ни было книгами, которые мне доводится читать». За глаза, однако, Джеймс отозвался о «Браке» по-другому, заметив в письме к миссис Хэмфри Уорд (популярному в то время беллетристу), что новая книга Уэллса его сильно огорчила: «Так много таланта — и так мало искусства, так много разговоров о жизни — и так мало жизни!» Изысканные комплименты, которыми завершались все «разносы» Джеймса, Уэллса всегда трогали; он откликнулся очень дружелюбным письмом, в котором благодарил за критику и признавал, что с точки зрения формы его книга из рук вон плоха. Тем не менее он не собирался отступать от своих принципов. Спор с «мэтром» он решил перенести в книгу и осенью начал делать наброски к роману «Бун».

«Брак» активно не понравился «новым женщинам», в защиту которых был написан. В 1911 году Дора Марсден и Мэри Готорп основали феминистскую газету «Фривумен» [47] «The Freewoman: A Weekly Feminist Review». В октябре 1912-го издание обанкротилось, в 1913-м возродилось как «The New Freewoman». , в которой публиковались материалы о женском движении, социализме, искусстве и т. д. Уэллс изъявил желание сотрудничать с «Фривумен» и в декабре 1911-го опубликовал статью, разъяснив свою позицию относительно избирательных прав женщин. «Я хотел бы, чтобы женщины имели избирательные права — как символ того, что они являются гражданами. <���…> Я полагаю, что разница между мужчиной и женщиной не так огромна, как внушает наше общество, одурманенное половой манией… Я всегда был склонен придавать половому вопросу не слишком большое значение и считаю, что по этому поводу чересчур много говорится». Кто сказал эти слова — человек, который только о половом вопросе и твердил в своих работах? Да, тот самый: только в данном случае он выступал не против традиционалистов, отвергающих мысль о равенстве женщин с мужчинами, а против суфражисток-милитанток, видевших в мужчинах врагов. Его позиция была близка направлению «Фривумен»; но в сентябре 1912-го, после опубликования «Брака», газета нанесла ему удар.

Воздав дань Уэллсу как писателю, «смело вскрывающему гнойники общества», автор критической статьи обрушивался на «Брак». Он не уделял внимания Трэффорду: его интересовала Марджори, чье душевное «преображение» он назвал фальшивым и неубедительным; Уэллс также не сумел убедительно показать, как общество повлияло на характер героини, в результате чего она кажется просто «ненормальной». Но главная ошибка Уэллса в том, что он не предложил Марджори выхода: она остается содержанкой мужчины и продолжает вести свое «коровье», по выражению рецензента, существование, не став ни на йоту более самостоятельным человеком, чем ранее. Это было попадание не в бровь, а в глаз: все уэллсовские «свободные» женщины, став «помощницами» своих мужчин, жили на их содержании и, если бы любовники их оставили, им пришлось бы либо вернуться к своим отсталым родителям, либо умереть с голоду. В довершение автор статьи называл Уэллса — самого передового мужчину, рассуждающего о вопросах пола так откровенно и смело, что его обвиняли в порнографии, — «старой девой среди романистов». «И, наконец, м-р Уэллс постоянно талдычит о своих врагах», — заявил рецензент, имея в виду очередную карикатуру на Уэббов. О, как это было верно и как жестоко.