Алексей Величко - История Византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I

Смерть Аттилы послужила сигналом к распаду его державы. Первыми отпали гепиды, страдавшие под не очень ласковой рукой великого гунна — они захватили территории, где ранее любил останавливаться сам Аттила. Остготы заняли Паннонию, эрулы поселились на левом берегу среднего Дуная. Аланы перешли через Дунай в пределы Империи и осели в Добрудже. Основная масса гуннов вернулась на Восток, но некоторые отдельные отряды перебрались в Прибрежную Дакию и поселились вдоль рек, впадающих в Дунай с юга, — Ут, Эск, Альм. Теперь картина на северных границах Империи кардинально поменялась. Исчезли страшные гунны, и остались разрозненные племена варваров, не желавшие объединяться под чьей бы то ни было единой властью. Фактически, этим Римская империя и была спасена, получив время для передышки и восстановления своих сил [788] Кулаковский Ю.А. История Византии. Т. 1. С. 310. .

Как ни тяжело было внешнее положение Римского государства, внутренние неурядицы, вызванные двумя последними соборами и расколом Кафолической Церкви, казались ещё тяжелее для разрешения. После 449 г. могущественный Хрисафий фактически передал Диоскору все церкви Востока, и те склонили свои головы перед «фараоновой шапкой». А монастыри сделались притонами самых фанатичных евтихианцев. Городские судьи, префекты провинций и другие высшие должностные лица государства приняли постановления «Разбойного собора» как официальную религию и требовали от населения их неукоснительно точного соблюдения. Но сам Восток не был единомышленным: если Александрия склонялась к евтихианству, то Антиохия, естественно, к несторианству. Остальные епископы едва терпели тиранию Диоскора, мечтая поскорее избавиться от неё.

Но на другом конце Империи папа св. Лев Великий не уставал бороться за истину. Конечно, ранее Рим всегда более благосклонно относился к Александрии, чем к Константинополю или Антиохии. Но в данном случае Александрийский архиепископ первым начал военные действия, совершенно проигнорировав былую дружбу и добрые традиции взаимоотношений двух апостольских церквей. Мало того, что Диоскор не принял веры Римского папы и даже воспрепятствовал огласить на своём соборе его «Томос», он позволил себе оскорбить личность Римского понтифика. Епископ древнего Рима, преемник первого апостола Церкви, был отлучен горстью египетских епископов во главе с ересиархом, позволившим себе неслыханные ранее преступления! И это всё шло из Александрии, епископов которой — св. Афанасия Великого и св. Кирилла так упорно и настойчиво поддерживала Римская церковь. Негодование это тем более возрастало, что столь бесцеремонно оскорблённый папа являлся в действительности одним из самых великих понтификов, каких видел на своей кафедре Рим. И перу этого епископа, как указывалось выше, принадлежало первое системное учение о прерогативах Римского архиепископа. Конечно, при таких, исключающих любой компромисс, условиях папа был готов биться до конца. Откровенно сказать, союзников у него было не так много. Император Валентиниан III полностью дискредитировал себя в глазах общества и вообще мало интересовался делами Церкви. Он мог подписывать письма своему восточному собрату под диктовку понтифика, но не мог настоять на своей позиции, даже если бы она и была. Лишь св. Пульхерия горячо, и открыто поддерживала Римского папу. Это, конечно, было немало, но и не так много, как могло показаться.

Впрочем, вскоре всё изменилось. Если во времена Хрисафия голос апостолика был едва слышим, то сейчас, после воцарения нового императора, он вещал в полную силу, и он пробудил всю Кафолическую Церковь. Теперь рядом с понтификом, как Ангелы Хранители, стояли св. Маркиан и св. Пульхерия. Они немедленно кассировали решения «Разбойного собора», вернув из ссылки всех сосланных Диоскором епископов. Напротив, мятежный Евтихий был удалён царским распоряжением из города без какого-либо судебного разбирательства. Почувствовав опасность, Диоскор попытался восстановить отношения с Римом, но св. Лев потребовал, чтобы он и остальные архиепископы Поместных Церквей признали его «Томос», так и не прочтённый в 449 г. на «Разбойном соборе». Понятно, что вслед за этим на повестку дня встал бы вопрос о вере самого Александрийского епископа и его протеже Евтихии.

Мог ли «Фараон» согласиться с тем, что его признают еретиком или покровителем ересиархов? — риторический вопрос. Но и делать вид, что ничего не произошло, становилось всё труднее: пока Диоскор молчал, вчерашние ставленники и союзники, чувствуя новые веяния, предавали его один за другим. Вначале «Томос» подписал Анатолий Константинопольский, его недавний апокрисиарий, затем Максим, епископ Антиохийский [789] Карташев А.В. Вселенские Соборы. С. 314. . Вслед за этим архиереи, участвовавшие в заседаниях 449 г., массово начали писать покаянные заявления св. Льву Великому, и всем «вдруг» стало ясно, что 2 года назад в Эфесе произошло настоящее преступление. Конечно, никто не хотел признавать своей личной вины, и «козлом отпущения» объявили Диоскора, которого оставалось снять с кафедры — вполне разрешимая задача для решительного императора и его мудрой супруги. Но оставалась ещё ересь Евтихия, свившая себе многие гнезда на Востоке. И опровергнуть её только административными способами было совершенно невозможно.

Поэтому, едва взойдя на престол, св. Маркиан отписал совместно со св. Пульхерией письмо папе, в котором, между прочим, супруги заявили, что очень надеются на «святость, содержащую начальство в епископстве Божественной веры». Они напрямую признались, что во всём полагаются на авторитет апостолика, который поможет на предстоящем Вселенском Соборе, что задумали созвать цари, восстановить мир в Церкви [790] «Послание императора Маркиана к римскому епископу Льву» // ДВС. Т. 2. С. 48, 49. .

Но тут возникла первая неувязка. Если раньше папе казалось, что только новый Вселенский Собор (и обязательно в Италии) может спасти Церковь от ереси Евтихия, то теперь апостолик резко охладел к этой идее. Во-первых, перед воротами Рима стоял Аттила, и, кроме папы, некому было усмирять грозного варвара. Да и едва ли остальным архиереям улыбалась перспектива проводить Собор в условиях военного времени. Во-вторых, ему казалось, что вопрос и так уже догматически решён — ведь цари согласились с его вероучением, чего желать ещё? Поэтому, исходя из своего понимания роли папства, св. Лев Великий предлагал императорам, чтобы остальные Церкви и епископы «всего лишь» подписали его «Томос», признав, соответственно, содержащееся в нём исповедание единственно кафоличным. Кроме того, совсем не исключено, что в глубине души понтифик опасался всякого рода неожиданностей на предстоящем Соборе — как вскоре покажет время, интуиция его не подвела. Да и вообще ему мало нравилась перспектива доказывать всему миру правоту своего вероучения, поскольку минувшие десятилетия много усилили веру Римских епископов в исключительность своей кафедры, её абсолютный авторитет и непогрешимость.