Алексей Величко - История Византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I

В свою очередь, в глазах Римского епископа и всего остального клира остгот, конечно, не заменял собой фигуру императора, но он казался очень удобным для разрешения конкретных политических ситуаций, причём, как для укрепления власти апостолика в Италии, так и на Востоке. Когда оба кандидата непосредственно отправились в Равенну, где находился двор остгота, и прибегли к его помощи, как третейского судии, остгот максимально использовал ситуацию в свою пользу и остановился на кандидатуре Симмаха (498–514), яростного халкидонита. Созванный в марте 499 г. Собор в Риме лишь констатировал выбор Теодориха о личности будущего понтифика [1068] Там же. С. 96. . Для Константинополя это была настоящая политическая революция . Не говоря уже о том, что до этого времени традиционно выбор Римского епископа во многом определялся решением императора, которого здесь незаконно заменила фигура варварского короля. Произошло невероятное: при живом императоре православные епископы обратились к арианину с просьбой определить имя апостолика.

Естественно, Византийский император не оставался «слепым» в данной ситуации и не мог не заметить, сколь уверенно и настойчиво Римский епископ пробивает дорогу для признания за собой высших прерогатив, практически уже неподконтрольных царю, в ущерб целостности Римской империи. Сомнений не было — Остготский король и узурпатор преследовал собственные политические интересы, останавливая свой выбор на Симмахе, а не на ставленнике византийской партии пресвитере Лаврентии. Теодориху объективно было очень выгодно сохранить напряжённые отношения Константинополя с Римом, так как в этом случае его политический авторитет в Италии только укреплялся — папы неизбежно вынуждены были обращаться к нему, чтобы он обеспечил их безопасность и саму возможность оппонировать Константинополю. Тем самым он обеспечивал свою политическую независимость от Константинополя, создавая фундамент признания за собой высших царских полномочий и своего суверенного государства .

Подтверждением того, что Теодорихом двигали отнюдь не альтруистические соображения, является история продолжения римского раскола, возникшая вследствие противостояния римской национальной и провизантийской партий. Ссылаясь на нарушения, выявленные в деятельности папы Симмаха, сторонники Лаврентия неоднократно пытались сместить первого с престола. Но неизменно они наталкивались на твёрдую позицию Теодориха, особенно на Соборе 506 г. Тогда, чувствуя всю шаткость своего положения, Симмах отправил своего посланника к Теодориху, всерьёз опасавшемуся войны с Константинополем. Он убедил короля остготов сделать своей выбор не на стороннике мирного урегулирования вопроса схизмы с Востоком — Лаврентии, а на себе, убеждённом противнике монофизитского Востока. Конечно, Теодорих быстро оценил все выгоды такой стратегии: восточный император был так же опасен для Теодориха, как восточные монофизиты для папы. И на Соборе 506 г. Симмах был сохранен в своём сане. Более того, было признано, что остальные епископы не вправе судить его (!) [1069] Пфайльшифтер Георг . Теодорих Великий. С. 99–101. .

Это было гораздо серьёзнее опусов папы Геласия, поскольку те относились к разряду богословских сочинений, ровным счётом ни для кого не обязательных, а здесь имело место судебное решение . Поскольку каноническое право Кафолической Церкви зачастую возникало на основе конкретных прецедентов, рассмотренных на соборных заседаниях, такое решение могло стать обязательным для всех последующих соборов на Западе. Кроме того, в условиях единой Церкви такой канон должен был стать обязательным и для Востока, поскольку касался не частностей, а, наверное, едва ли не главного вопроса — о юрисдикции органов церковной власти.

Таким образом, в глазах Восточного двора инициативы и позиция Рима выглядела следующим образом. Один за другим папы настаивали на признании Халкидона, традиционно «упуская» вопрос о 28-м каноне и претендуя на то, чтобы все спорные дела в отношении епископата были отданы на их суд, как в высшую инстанцию. При этом они постоянно демонстрировали почтение в адрес остготской власти в Италии и довольно пренебрежительный тон к императору (насколько это было возможно). Папы навязывали своё мнение царю, который в глазах всего христианского мира был и остаётся его единоличным главой, при унизительном испрашивании разрешения для отправки посольства в Константинополь у Теодориха — поверенного Римского императора и арианина . Всё это давало серьёзную пищу для размышления на Востоке.

Когда папа заявил о собственной непогрешимости и неподсудности, о том, что Римская кафедра — единственная, кто имеет неповреждённую веру, стало ясно, что в таком контексте никакое соглашение принципиально невозможно. В этом случае император не только отказывался от какого-либо административно-правительственного влияния на Римского епископа, как и на любого другого предстоятеля Поместной Церкви, но и жестоко обижал остальных четырёх вселенских патриархов, вера которых, следовательно, оказывалась «повреждённой». Очевидно, с практической точки зрения император Анастасий был куда более осмотрительным, чем его визави. Нет никакого сомнения, что анафематствование целого ряда восточных архиереев (Александрийского, Антиохийского и Константинопольского), как того требовал папа Симмах, неизбежно вызвало бы настоящую революцию на мятущемся Востоке, что неизбежно привело бы к неконтролируемым политическим последствиям.

Для того чтобы убедиться в этом, достаточно хотя бы бегло посмотреть, что творилось в восточных церквах в то время.

После того, как Евфимий покинул патриарший престол в Константинополе, на его место был назначен Македонии (496–511), относившийся к своему предшественнику с великим почтением, но по настоянию императора принявший «Энотикон». Надо сказать, вместе император и новый патриарх вели очень осторожную и примирительную политику. Встретив сопротивление со стороны монахов обители св. Дия, св. Вассиана, св. Матроны и акимитов, Македоний попытался организовать соборное обсуждение халкидонских определений, и, вроде бы, формально восточные епископы поддержали его. Но и после этого монашеское движение не утихло, а раскол в Константинопольской церкви стал свершившимся фактом. Монахи указанных обителей не признавали Македония и отказались вступать с ним в общение. По всем вопросам они предпочитали сноситься с Римским папой [1070] Кулаковский Ю.А. История Византии. Т. 1. С. 424. .

Ситуация резко изменилась в 506 г., когда многие восточные епископы пожелали открыто отвергнуть Халкидон и его орос. Им противостояли не халкидониты, не имевшие подавляющего большинства на Востоке, а партия сторонников «Энотикона», считавшая возможным за счёт этого примирительного акта обеспечить церковный мир. Этой партии, которую в Антиохии возглавлял её патриарх Флавиан, противостоял талантливый писатель и первый враг Халкидона Филоксен, ставший незадолго до этого митрополитом Иераполя в 485 г. и имевший многочисленных друзей и сторонников. Безусловно, это была талантливая фигура — достаточно сказать, что, став главой епархии, считавшейся гнездом несторианцев, он в скором времени сделал из своей паствы стойких монофизитов.