Алексей Величко - История Византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I

Наконец, третьей крупной партией были так называемые аномиане во главе с Аэцием, упорно и категорично отрицавшим какое-либо тождество Сына и Отца и утверждавшим, что Они во всем не подобны Друг Другу. Намного опережая своё время и задолго до некоторых вождей протестантизма, Аэций открыто отрицал церковные таинства и вообще высмеивал всё то, что хоть отдалённо походило на аскетизм [219] Робертсон Дж. С. История христианской Церкви от апостольского века до наших дней. Т. 1. С. 212, 213. . Существовала еще одна «полупартия» во главе с епископами Акакием Кесарийским (вождём будущей партии омиев , или акакиан) и Валентом, склоняющимися к ортодоксальному арианству. Близкие по своим воззрениям к Аэцию, они легко отказывались от него, когда того требовали, по их мнению, обстоятельства времени и места, и вновь возвращались к своим союзникам, если ничто им не угрожало. К сожалению, личное влияние Валента и Акакия на императора Констанция имело тяжелые последствия для судьбы богословского спора [220] Там же. С. 214. .

Между тем, при всех внешних предпосылках для компромиссного церковного мира, его достижение казалось мало вероятным. Ожесточившись в долгих диспутах и взаимных проклятиях, главы противоборствующих партий искали непременно вселенского признания только своей формулировки в жёсткой авторской редакции, игнорируя любые попытки для примирения. Споры противников привели к тому, что многие миряне, по словам современников, удерживались от Святого Крещения, видя такие жестокие нестроения в Церкви [221] Феофан Византиец. Летопись от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта. С. 43. .

В этом отношении св. Афанасий Великий являлся своеобразным заложником ситуации. Если «восточные» терялись в предположениях, каким образом обвинить «западных», не раздражая богословскими тонкостями и своей догматической категоричностью императора, то легко было указать на св. Афанасия как лицо, отверженное Востоком, но принятое Западом. Для них это был, так сказать, классический пример игнорирования Римом соборной формы, так любимой и равноапостольным Константином и Констанцием. Поэтому всё, что говорил о вере св. Афанасий, уже изначально не принималось при дворе и среди восточных архиереев, как слова еретика и даже ересиарха. Напротив, понтифик автоматически отрицал восточные решения и догматику, поскольку их авторы посягали на имя и статус св. Афанасия, правоту которого подтвердил сам понтифик и Римский собор.

Это была настоящая богословская «каша», где всё переплеталось в нюансах и взаимном подозрении, помноженном на искреннюю ревность за чистоту Православия. «Вся Церковь , — писал известный историк, — за исключением великих мужей в обществе православных и глав арианства, всё прочее представляло подвижный, текучий элемент. Партии сближались, разъединялись, опять образовывались новые. Всё представляло какой-то бурно стремящийся поток. Взгляды партий на своих друзей и недругов не были устойчивы. Кто считался другом своим для одних в известной партии, тот же считался недругом, волком, у других в той же партии» [222] Лебедев А.П. Вселенские Соборы IV и V веков. Обзор их догматической деятельности в связи с направлениями школ Александрийской и Антиохийской. СПб., 2004. С. 102. .

Положение обоих императоров в отношении к церковному спору глубоко различалось: если Констант на Западе имел стабильную поддержку Рима и практически всех «западных» епископов, то Констанций видел лишь множество активно и непримиримо борющихся между собой партий, нарушавших и церковный, и гражданский мир на Востоке. Над ними возвышалась фигура св. Афанасия — казалось, убери его, и партии непременно помирятся между собой и обретут столь желанное единоверие, но это было не так-то просто. Святитель скрывался от шпионов Констанция и Евсевия, а его имя гонителя за веру сохраняло за ним высочайший авторитет.

В условиях военного времени, когда войны с персами и варварами постоянно занимали царя, ситуация в Церкви оставляла мало шансов на оптимизм. Но и в таких нелёгких для себя условиях Констанций первоначально удерживался от административного вмешательства в богословский спор. Всё же в некоторый момент обстоятельства заставили действовать его гораздо жёстче и решительнее.

После смерти Евсевия Кесарийского, занимавшего Константинопольскую кафедру с 339 по 341 г., архиепископом новой столицы вновь стал твёрдый никеец св. Павел I (337–339, 341–342, 346–350), первый раз взошедший на кафедру в 337 г. и изгнанный в 339 г., так как на одном из Соборов каноничность его избрания на кафедру была поставлена под сомнение. Сторонники и противники нового патриарха устроили настоящее побоище, жертвами которого стали многие верующие. Узнав об этом, император Констанций, находившийся на тот момент в Антиохии, послал Гермогена, своего чиновника во Фракии, в Константинополь для умиротворения города и изгнания св. Павла. Но по прибытии царского вельможи в столицу там разразился настоящий мятеж, Гермоген погиб, а его труп толпа волокла по улицам. Это был прямой вызов василевсу, и он принял его.

Само известие о приближении Констанция к городу повергло население в ужас. Плача и стеная, жители города встретили своего царя, вымаливая прощение. Вопреки паническим предположениям, царь простил мятежников, назначив единственное наказание в виде уменьшения хлебного довольствия Константинополя; но ни один волос не упал с головы бунтовщиков. Впрочем, для разрешения сложившейся ситуации царь всё же велел вновь отстранить от кафедры св. Павла, направив его в Сингару Месопотамскую, оттуда в Емезу и, наконец, в Кукуз, то есть фактически сослав.

Водворив тишину в Константинополе, император вернулся в Антиохию для организации похода на персов. Там в марте 342 г. его застало прошение Константа о восстановлении на кафедрах св. Афанасия и св. Павла, но Констанций не осмелился отменить решения соборов, признавших неканоничным их назначение епископами Александрии и Константинополя. Тогда совместно с Римским папой Юлием и св. Осием Кордубским младший царственный брат просил Констанция созвать в Сердике (или Сардике, ныне Софии) новое вселенское собрание епископов. Там в 343 г. (по некоторым оценкам, в 342 г.) и произошёл этот знаменательный Собор, не только не обеспечивший церковный мир, но и положивший начало ещё более глубокого раскола [223] Гидулянов П.В. Восточные патриархи в период четырёх первых Вселенских Соборов. Из истории развития церковно-правительственной власти. Историко-юридическое исследование. С. 230, 231. .

После череды разрозненных, «односторонних» соборов Сардикский мог с полным правом претендовать на роль вселенского . По мнению царей, он должен был выступить арбитром над Тирским, Римским и Антиохийским соборами. Сюда съехалось более 170 епископов, 90 из которых были «западными» и твёрдо придерживались «Единосущия». Однако 80 архипастырей приехало с Востока, и они стояли на признании единственно верной второй антиохийской формулы. Объективно, догматические разногласия между епископами не являлись непреодолимыми, но, к сожалению, мирному разрешению ситуации очень помешали излишние амбиции Рима и некоторых «западных» епископов.