Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1994 год

— Я не буду приближаться к нему, — заверила она. — Но, Тхэб, он совсем не кажется таким ужасным. Видишь, когда он смотрит на меня, в его взгляде совсем нет ярости. Что с ним будет?

— Это решит племя, — ответил Тхэб. — Может быть, ему позволят сразиться без оружия с саблезубым леопардом.

Она всплеснула руками, вложив в этот жест больше человеческих чувств, чем я наблюдал за все время на Альмарике.

— Но, Тхэб, почему? Он не причинил вреда; он пришел один и без оружия. Воины выстрелили в него без предупреждения и ранили, а теперь...

Он посмотрел на нее с раздражением.

— Если я скажу твоему отцу, что ты просила за пленника...

Угроза явно возымела действие. Она мгновенно побледнела.

— Не говори ему, — попросила она, справившись с волнением. — Что бы ты ни говорил, это — не по-человечески. И даже если мой отец выпорет меня так, что по пяткам побежит кровь, я все равно это повторю!

И с этими словами она быстро выбежала из камеры.

— Кто эта девушка? — спросил я.

— Эльта, дочь Зэла-Метателя.

— Кто он такой?

— Один из тех, с кем ты совсем недавно так жестоко подрался.

— Ты имеешь в виду, что такая девушка, как эта, может быть дочерью этого, похожего на... — у меня не хватило слов.

— А что с ней не так? Она ничем не отличается от остальных наших женщин.

— Ты хочешь сказать, что все женщины выглядят так, как она, а все мужчины — как ты?

— Конечно, если не принимать во внимание индивидуальные особенности. А что, среди твоего народа это не так? Должно быть так, если ты только не выродок-одиночка.

— Ну и ну, да будь я про... — начал я в изумлении, но в этот момент в дверях появился другой воин и сказал:

— Тхэб, я пришел тебя подменить. Хосутх вернется завтра. Воины сошлись на том, что решение примет он сам.

Тхэб ушел, а его сменщик уселся на скамью. Я не пытался заговорить с ним. Голова у меня шла кругом от противоречивых явлений, что мне довелось увидеть и услышать, я чувствовал, что засыпаю. И вскоре погрузился в глубокий, без сновидений, сон.

Несомненно, мои мозги все еще не отошли от перенесенных ударов. Иначе я обязательно бы проснулся, почувствовав прикосновение к моим волосам. А так — я проснулся только частично. Из-под смыкающихся век я как во сне видел низко склонившееся надо мной девичье лицо, темные глаза, расширенные в испуганном восхищении, полуоткрытые губы. Мои ноздри вдохнули аромат ее пышных волос. Она робко коснулась моего лица и тут же быстро, с коротким вздохом отпрянула назад, словно испугавшись содеянного. Мой страж храпел на скамье. Факел догорел почти до основания и отбрасывал в камеру зловеще-тусклый свет. Луна уже зашла. Все это я смутно уловил, прежде чем опять погрузиться в дрему, сквозь которую передо мною неясно мерцало прекрасное лицо.

Глава III

На этот раз я проснулся в сером холодном свете занимающегося дня, в час, когда приговоренные встречаются со своими палачами. Надо мной стояла группа мужчин, и я знал, что один из них — Хосутх — Крушитель Черепов.

Он был более высок и худ, чем большинство его сородичей, почти сухопар в сравнении с ними. Благодаря этому его широкие плечи казались чрезмерно огромными. Лицо и тело покрыты шрамами — следами былых битв и схваток. Он был очень смугл и, видимо, стар; впечатляюще мрачное олицетворение мрачного варвара.

Он стоял и, теребя рукоять огромного меча, смотрел на меня. Взор его был мрачен и бесстрастен.

— Мне сказали — ты утверждаешь, что одолел в честной борьбе Логара из Турга, — сказал он наконец, и я не могу передать, насколько глухим и замогильным был его голос.

Я молча лежал и смотрел на него, отчасти поразившись его странному и зловещему виду, а отчасти испытывая ярость, похоже, в те времена владевшую мной постоянно.

— Почему ты не отвечаешь? — прогромыхал он.

— Потому что мне надоело слышать, как меня называют лжецом, — огрызнулся я.

— Зачем ты пришел в Котх?

— Я устал жить в одиночестве среди диких зверей и сделал глупость. Я надеялся встретить человеческие существа, общество которых было бы более приятно, чем окружение леопардов и бабуинов. Надежды оказались напрасными.

Он подергал себя за щетинистые усы.

— Мужчины говорят, что ты дерешься как бешеный леопард. Тхэб говорит, что ты подошел к воротам открыто, не как враг. Мне нравятся храбрые мужчины. Но что нам делать? Если мы тебя отпустим, ты будешь нас ненавидеть из-за случившегося, и ненависть твоя утихнет не скоро.

— А почему бы вам не принять меня в племя? — закинул я удочку.

Он покачал головой.

— Мы не яги, у нас нет рабов.

— Но ведь и я — не раб, — проворчал я. — Позвольте мне жить среди вас как равному. Я буду охотиться и сражаться вместе с вами. Я ничем не хуже любого из твоих воинов.

В этот момент мимо Хосутха протиснулся вперед еще один воин. Не слишком высокий, но широкоплечий и очень массивный, он казался самым крупным из виденных мною в Котхе мужчин. Густая растительность, покрывавшая руки и ноги, была не черного, а необычного рыжего цвета.

— Это тебе придется еще доказать! — проревел он с проклятием. — Хосутх, прикажи снять с него цепи! Воины так расхваливали его силу, что меня чуть не стошнило! Прикажи его освободить и разреши нам побороться!

— Гхор, этот человек ранен, — ответил Хосутх.

— Ну так пусть его лечат, пока раны не заживут, — настойчиво потребовал воин, разведя руки в характерной борцовской манере.

— Смотри, у него, кулаки как молоты, — предупредил другой.

— Дьяволы ада! — проревел Гхор, сверкая глазами и угрожающе размахивая волосатыми руками. — Прими его в племя, Хосутх! Пусть он подвергнется испытанию! И если он выживет — тогда, клянусь Цаком, он будет достоин называться человеком из племени Kотх.

— Довольно, я ухожу. Я подумаю над этим, — сказал Хосутх после долгого размышления.

Итак, на какое-то время все вопросы были улажены. Воины удалились вслед за Хосутхом. Последним уходил Тхэб, в дверях он обернулся и сделал жест, показавшийся мне ободряющим. Видимо, этим странным людям не были чужды полностью чувства симпатии и дружбы.

День прошел без каких-либо событий. Тхэб больше не возвращался. Пищу и питье приносили другие воины, и я позволил им сменить повязку на голове. При более человечном отношении моя первобытная животная ярость подчинилась человеческому рассудку. Но она притаилась у самой поверхности души, готовая при малейшем посягательстве неистово закипеть.