Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1995 год

Я проспал всю ночь до половины девятого — из-за ослабленного со стояния и пустого желудка аспирин, возможно, подействовал более сильно. Но пробудиться для нового дня в непроглядной тьме этой молчаливой могилы оказалось одним из самых ужасных испытаний, когда-либо выпадавших на мою долю.

Три горошинки драже отчасти улучшили мое состояние, и я начал планировать день. Сначала часок походить, затем, если получится, немного попеть, потом пересказать все стихи, которые я смогу вспомнить, и попытаться решать в уме все арифметические задачи, приходящие в голову. Если повезет, такой программы хватит, чтобы продержаться до полудня, но я чувствовал, что вряд ли дотяну и до десяти часов. Я застонал от жалости к себе и готов был опять заплакать.

Чтобы отвлечься от таких мыслей, я принялся торопливо расхаживать по камере, но, не сделав и двух десятков поворотов, был вынужден остановиться. Муки голода давали о себе знать, и при всяком движении желудок пронзала резкая боль. Я лег на спину, расстегнул одежду и массировал живот до тех пор, пока у меня не заломило запястья. Боль слегка унялась, и я смог сделать две тысячи шагов, убив таким образом часть дня.

С пением вообще ничего не вышло, так как горло пересохло настолько, что мне не удавалось издать ни одной чистой ноты. В сравнении со вчерашним концертом мои усилия казались такими жалкими, что в конце концов я ограничился нашептыванием слов себе под нос и повторением рефрена в уме. Перебрав все песни, которые помнил, я перешел к решению арифметических задач, но единственное, что пришло на ум, было: «если селедка и полселедки стоят три полупенни...» — и ответ я знал заранее. К одиннадцати часам я начал что-то лепетать, но вскоре, совершенно неожиданно, уснул.

Проснулся я в половине четвертого. Я находился в гробнице уже более двух суток, точнее — пятьдесят один час с половиной.

Я судорожно делал сосательные движения ртом, и, положив в него горошинку драже, с большим усилием перевернул ее языком.

Вечер, казалось, никогда не наступит. Я изо всех сил старался не смотреть на часы слишком часто, но в интервале от половины четвертого до шести мне никак не удавалось делать это реже, чем раз в восемь минут. Я принимался ходить взад и вперед, прикладывался спать, а то просто сидел, уставившись в окружавшую меня черноту, и глотал, глотал, глотал истощающуюся слюну, пытаясь облегчить напряжение в постепенно сжимающемся горле. Большую часть этого времени я, вероятно, пребывал в своего рода прострации, терзаемый болями в желудке и неутолимой жаждой.

В начале вечера я заставил себя еще раз обдумать свое положение, результатом чего явился жуткий приступ отчаяния. Теперь я был уверен, что Уна никогда не вернется.

За истериками следовали периоды прояснения, но тогда ум затуманивала боль в желудке. Все попытки успокоить боль с помощью массажа были безуспешны, и час за часом я лежал в полубессознательном состоянии, стеная и бессвязно бормоча потрескавшимися и распухшими губами.

Я не имел представления, как долго все это длилось, но где-то чуть позже десяти часов пришел в себя и, как мог, постарался взять себя в руки. Я чувствовал, что иначе наверняка сойду с ума. Я даже подумал было достать перочинный нож, вскрыть вены и позволить вытекавшей крови принести мне последнее облегчение. Но была уже ночь, а я твердо верил, что если они вообще когда-нибудь придут, то непременно ночью. Нечеловеческим усилием я отогнал соблазн самоубийства и решил попробовать продержаться еще десять часов, если хватит сил.

Разум мой опять ослабел, и стали возникать странные видения: передо мной лежал связанный О`Кив, и я изо всех сил бил его по голове; Уна стала Клеопатрой и восседала на троне Египта, а я был Цезарем и ее любовником; я вновь оказался в Англии, во времена, когда еще не стал изгоем, и устраивал для своих друзей вечеринку у «Квалино»; я опять находился на дипломатической службе, мне еще не было сорока, но я уже поднялся до поста британского посла в Берлине и своими блестящими действиями предотвратил новую мировую войну...

Видения угасли, и я уснул. Меня разбудил пронзительный крик.

Продолжение следует

Перевел с английского А. Кузьменков Рисунки В. Федорова

Хмурым осенним утром 1723 года от Китай-города к торговым причалам медленно спускался обоз из полутора дюжин перегруженных телег. Они возвращали на свое судно-кербат голкондские ситцы, шелка, малабарский перец, мускатный орех, имбирь, гвоздику и другие прибыльные товары из далеких восточных стран. Но не яркие одежды и экзотические головные уборы иноземцев привлекли на этот раз внимание ранних прохожих, а босая женщина, отрешенно следовавшая за обозом. Ее черные как смоль волосы были распущены в знак скорби. Это была вдова гуджаратца из купеческой касты банья, торговавшего на Москве диковинными каменьями. Причиной неурочного отбытия индийских купцов на родину стала «великая обида», учиненная им служилыми людьми Петра I. Желание вдовы индуса сжечь себя вместе с телом внезапно скончавшегося супруга встретило твердое сопротивление российских властей.

Ритуальное самосожжение вдовы индусы называют словом «сати». Так звали жену могущественного бога Шивы. Ее отец, царь Дакшараджапати, завидовал громкой славе зятя. Однажды он устроил большой праздник и пригласил на него богов и мудрецов из многих миров. Они приехали каждый в своей колеснице. В этом блестящем собрании отсутствовали только Шива и его супруга, не получившие приглашения. Но Шива поддался уговорам Сати и все-таки явился к тестю, который жестоко оскорбил его Сати не смогла перенести такого унижения, бросилась в костер и погибла. Безутешный Шива извлек ее тело из жертвенного огня, а бог Вишну, расчленив его на 108 частей, нечаянно уронил их на землю. 108 мест, куда они упали, стали центрами паломничества. В переводе с санскрита слово «сати» означает также «преданная или праведная жена».

Историки обычно связывают широкое распространение обряда самосожжения вдов в Индии с вторжением в страну мусульманских завоевателей и массовыми надругательствами, чинимыми ими над индусскими женщинами. Однако можно считать, что самосожжения были известны уже древним индоариям. В «Ригведе», сборнике индуистских гимнов, мы находим поучение женщине — ложиться в погребальный костер рядом с телом мужа. Мучительной смерти в огне она может избежать в том случае, если брат покойного согласится взять ее в жены. Говорится об этом в эпических поэмах «Махабхарата» и «Рамаяна». В них упоминается о добровольной смерти в огне четырех жен Васу-девы, отца Кришны, и пяти жен самого Кришны, сраженного стрелой охотника за оленями.