Фарли Моуэт - От Ариев до Викингов, или Кто открыл Америку

За века, проведенные ими, бывшими европейцами, в Новом Свете, произошли серьезные изменения, затронувшие многие аспекты их жизни. Многие, но не все. Хотя по крови и особенностям быта они заметно сблизились с аборигенами Америки, они сохраняли устойчивую приверженность и к наследию предков-земледельцев, и особенно к христианской вере. Хотя они жили практически бок о бок с туземцами, несли в своих жилах все большую долю их крови и все активнее приобщались к их культуре, они тем не менее оставались людьми иных взглядов и традиций.

Если судить по меркам того времени, да, пожалуй, и более ранних эпох, жители юго-западных районов Ньюфаундленда в начале XV в. жили хорошо, в достатке.

А вот их соплеменникам на северных землях посчастливилось куда меньше. Они столкнулись с всесокрушающим натиском лавины народов культуры Туле. Совместные усилия альбанов и тунитов смогли лишь замедлить их экспансию, но не остановить ее. К 1300 г. люди культуры Туле, успевшие к тому времени оккупировать северную оконечность Лабрадора, стали представлять вполне реальную угрозу для жителей южного побережья.

Те из жителей, которые придерживались туземного образа жизни и обладали достаточной мобильностью, сочли сложившуюся ситуацию напряженной, но не безнадежной. Те же, кто имели земельные угодья и зависели от них, будучи привязанными к определенному месту, видели в ней настоящую катастрофу. Но вскоре и они покинули Лабрадор.

Люди Туле просачивались и просачивались на южные земли с такой неумолимой неотвратимостью, что к середине века на всем Лабрадоре и на старинных охотничьих угодьях к северу и западу от него невозможно было встретить ни одного альбана, пусть даже и смешанной крови. Вскоре после этого культура тунитов, как чистокровных, так и метисов, полностью исчезла с лица земли. По мнению археологов, последней стоянкой тунитов стало поселение на севере центрального Лабрадора, просуществовавшее здесь в более или менее распознаваемом виде до конца XV в.

К началу того же XV в. норвежцы стали все более активно сходить со страниц истории альбанов. В Гренландии, как мы знаем, междоусобные распри, падение норвежской гегемонии и вторжение народа Туле привели к закату господства и влияния Норвегии.

Исландия, подвергшись ряду природных катастроф, тоже оказалась вытесненной со страниц исторических саг западной Атлантики. В XIV в. произошло четыре страшных извержения вулканов, за которыми последовало несколько эпидемий, достигших своей кульминации в 1401–1403 гг., когда разразилась чудовищная по своим масштабам эпидемия черной смерти (чумы), в результате которой погибло две трети населения острова, уцелевшего после вулканических катастроф. Но на этом беды островитян не кончились. Вскоре после этого побережье и прибрежные воды Исландии стали настоящим полем битвы для бесчисленных полчищ европейских рыбаков и охотников, многие из которых вели себя ничуть не лучше настоящих пиратов. Вместо того чтобы отправляться в разбойничьи походы в дальние края, исландские норвежцы сосредоточили все свои силы, чтобы изгнать иноземных соперников подальше от берегов своей новой родины. Альбаны, еще уцелевшие в Исландии, пытались добиться того же. Итак, колесо судьбы описало полный круг.

К концу XIV в. на большинстве земель Европы воцарились мятежи и волнения, граничащие с хаосом. Постоянным явлением стали войны и грабежи. Так называемая Столетняя война (1339–1453) между Францией и Англией была вполне симптоматичным явлением, отражавшим общее состояние политических, религиозных, общественных и торговых неурядиц и разгула беззакония. Пиратство на море и разбой на суше сделались нормой взаимоотношений между людьми.

Все эти негативные процессы еще более усиливались под воздействием трех факторов. Первым из них явилось появление огнестрельного оружия и его быстрое совершенствование, в результате чего оно превратилось в грозное орудие смерти. Вторым стало происшедшее в XV в. усовершенствование магнитной стрелки и изобретение эффективного магнитного компаса. И, наконец, третьим явилось сочетание взрывного роста численности населения и начало длительного периода ухудшения климата, повлекшее за собой резкое падение урожайности, распространение голода и социальной напряженности.

Подобные «дрожжи» вызвали взрывное брожение во всех слоях европейского общества в последней трети XV в. Появилось новое поколение мореходов, отправлявшихся в дальние плавания на судах нового типа, что в сочетании с использованием высокоточного компаса и грозного огнестрельного оружия вызвало широкое распространение вируса маниакальной алчности, охватившего большую часть земного шара.

Небольшая по масштабам экспедиция Зихмни явилась первой каплей той могучей реки, которой вскоре было суждено хлынуть на запад, на поиски Нового Света. За Зихмни скоро последовали другие мореходы, снаряжавшие суда на свой страх и риск. История сохранила имена лишь очень немногих из них, участников того потока, который к концу XV в. превратился в подлинную лавину мародеров и грабителей со всех концов Европы, жаждавших ринуться в неизведанные дали — к несметным сокровищам девственного мира.

Разумеется, не все они были скроены на один лад. Но испанцы и португальцы превосходили всех свирепостью и жестокостью, особенно в своей излюбленной сфере — работорговле. Так, в 1501 г. Гаспар Корте-Реал и его брат Мигуэль отправились из Лиссабона в свое второе плавание на запад. К осени они достигли побережья Ньюфаундленда и Лабрадора, откуда две их каравеллы повернули на восток. Однако вернуться домой было суждено лишь кораблю Мигуэля. Помимо прочих трофеев, на его борту были семеро туземцев-невольников:

«мужчин, женщин и детей, а на борту другой каравеллы, прибытие которой ожидалось с часу на час, находилось еще пятьдесят невольников».

Современник, Пьетро Паскуалиго, добавляет:

«Они весьма походили на цыган по цвету кожи, чертам лица, телосложению и прочему… держались они очень скромно и благородно, были хорошо сложены…

[Моряки] привезли из тех краев обломок позолоченного меча… Один из: юношей носил в ушах два серебряных кольца… Они оказались прекрасными работниками и были лучшими рабами, полученными до сих пор».

О том, как именно они были получены, ничего не сказано.

Ничего не известно и о том, какая участь постигла корабль Гаспара. Нет ничего невозможного в том, что пятьдесят крепких невольников оказались не просто «скромными и благородными», повели себя иначе: подняли бунт, захватили судно и, быть может, сумели даже благополучно вернуться на нем к родным берегам.

Самые ранние английские искатели приключений, по большей части — из Бристоля, отправились на запад мимо Исландии, формально — на лов трески, водившейся на Большой Банке в поистине астрономических количествах, а затем двинулись дальше на запад, в воды у восточного побережья Ньюфаундленда. Однако они не брезговали ничем мало-мальски ценным, что встречалось им по пути. В том числе — товарами и людьми. И хотя охота за рабами не была их главным занятием, они при случае не брезговали и ею. Они проводили децимации [172]среди туземцев, особенно беотуков, умерщвляя их как преступников, которые вступали в конфликт с честными тружениками, по бедности совершая кражи металлических орудий, парусины и рыболовных сетей.