Георгий Андреевский - Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков
- Название:Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Молодая гвардия
- Год:неизвестен
- Город:Москва
- ISBN:978-5-235-03179-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Георгий Андреевский - Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков краткое содержание
Разнообразна и противоречива жизнь Москвы на рубеже XIX–XX веков. Уютная патриархальность московского быта взрывается здесь сапогами нового времени, неотвратимой тяжёлой поступью века электричества и металла, мировых войн и революционных потрясений.
Автор книги, привлекая обширнейший документальный материал, погружает читателя как в мирный неспешный ритм купеческой и мещанской Москвы конца XIX века, так и в предгрозовую атмосферу, которая ощущалась в Первопрестольной в начале века двадцатого. Со свойственной ему любовью к подробностям, которые и составляют суть повседневной жизни, Г. В. Андреевский, словно опытный гид, путешествует по лабиринту московских улочек, встречая на своём пути разных «типов и типчиков» — от обитателей московского дна до сильных мира сего, — время от времени обращаясь к более ранним событиям либо к годам своей молодости.
Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Поскольку Россия оставалась страной крестьянской и, следовательно, крестьянских детей в ней было много, то естественно возникал вопрос: где взять учителей для того, чтобы всех сделать грамотными? Одни предложили выбирать учителей из самих крестьянских детей, обучив их в гимназиях. Другие на это возражали, мол, помещики не согласятся отпускать от себя этих «учителей» и тем самым лишаться рабочих рук К тому же в случае приёма крестьянских детей в гимназии, заявили они, возникнет другая проблема, проблема расширения гимназий. Если даже брать по одному мальчику с тысячи крестьянских душ, говорили противники такого нововведения, то при миллионе крестьянского населения в губернии образуется тысяча мальчиков, которым нужно будет дать гимназическое образование. Расширять гимназии невозможно, для них и те 300 учеников, которые в них учатся, очень много, а открывать новые гимназии — дорого, на это у государства нет средств. Короче говоря, всё это не позволило тогда готовить учителей из крестьянских мальчиков.
Учителями сельских школ становились бывшие псаломщики, бессрочно-отпускные солдаты, недоучившиеся в народных школах, наконец, мальчишки, обученные грамоте, так называемые «грамотеи», согласившиеся учить до весны «за четверть картошки». Потом, к концу века, стало всё больше появляться сельских учителей и учительниц из «образованных». Вдохновлённые проповедью сеять «разумное, доброе, вечное» и рассказами о «добром, мудром народе» вчерашние гимназисты и гимназистки подались в деревню. Что из этого нередко получалось, рассказала газета «Неделя» в 1884 году: «Учителям по восемь месяцев не платят жалованье (также врачам, фельдшерам). А члены управы и мировые судьи жалованье получают в срок и даже вперёд. Все: помещик, кулак, священник, волостной старшина, писарь — считают себя в некотором роде начальством учителя. Однажды „кулак“ пристал к учительнице, схватил её. Она вырвалась и убежала, а земский ловелас с суконным рылом обругал её и пригрозил лишить места. Когда у местного крестьянина пропали сто рублей, то он обратился к знахарке, и та указала ему на учительницу, как на воровку. Она сделала это потому, что учительница подрывала её авторитет среди людей, разоблачая суеверия и предрассудки. Крестьянин же, поверив этому нелепому обвинению, потребовал у учительницы, чтобы она вернула деньги, а когда та отказалась, сказав ему, что никаких денег его не брала и взять не могла, он собрал родню и вся эта орава схватила учительницу и потащила на кладбище. Здесь её привязали к кресту за руки, ноги и шею и стали клещами вытягивать язык, принуждая сказать, где украденные деньги. К счастью, бедная женщина успела криком созвать народ, который отнял её у разъярённой компании.
Положение сельской учительницы в обществе, — писал далее репортёр, — похоже на зайца, которого можно травить когда, где и как угодно. Она нечто среднее между чернью непросвещённою и салопницею 14-го класса. Это истинные мученицы. С 9 часов утра в школе. Около неё собирается до сотни ребятишек До 3–4 часов она с ребятами. В школе или холодно, или угарно, или дует, воздух так испорчен, что дышать нечем. Жалованье 10–15 рублей в месяц, в лучшем случае 25. На обед кислая капуста и тухлая солонина. Потом проверка тетрадей, частные уроки в доме помещицы… Пройдут годы, пройдёт молодость, пропадут силы, падёт энергия, ослабеет вера в пользу своего труда и затем, в награду за долговременную службу обществу, обременённые разного рода болезнями, хроническими и острыми, эти учительницы, как выжатые лимоны, будут брошены на улицу без крова и пристанища. Чахотка, эпидемии, „жестокие нравы“, нужда — вот причины их смерти».
Подобную судьбу учительницы описал в рассказе «На подводе» А. П. Чехов. В нём есть такие строки: «Учителя, небогатые врачи, фельдшера при громадном труде не имеют даже утешения думать, что они служат идее, народу, так как всё время голова их набита мыслями о куске хлеба, о дровах, плохих дорогах, болезнях. Жизнь трудная, неинтересная, и выносили ее подолгу только молчаливые ломовые кони, те же живые, нервные, впечатлительные, которые говорили о своём призвании, об идейном служении, скоро утомлялись и бросали дело».
В начале XX века материальное положение учителей несколько улучшилось. Им прибавили жалованье, однако они по-прежнему получали меньше чиновников. Младшие учителя получали в месяц от 60 до 75 рублей, а старшие от 90 до 150 рублей. Прослужившим 25 лет полагалась пенсия 300–400 рублей в год. Правда, если учитель умирал до окончания этого срока, то семья его оставалась без средств к существованию. Недостаток материальный в какой-то степени уравновешивала простота программы обучения. Чтение, письмо, Закон Божий и четыре арифметических действия. В начале XX века учеников народных школ стали знакомить с основами истории, географии и других наук С той поры прошло более ста лет, и часть школьных знаний безвозвратно ушла в прошлое. Теперь никакой отличник не сможет ответить на некоторые вопросы, на которые мог ответить простой школьник 100 лет тому назад. Возьмём, к примеру, вопросы из учебника грамматики 1880 года. В каких словах писалась буква «фита»? Современный школьник её и в глаза не видел. Оказывается, буква эта, произносимая так же, как и буква «ф», писалась в именах — Фёдор, Афанасий и некоторых нерусских словах, например, в слове «арифметика». Ну а кто теперь знает, в каких словах писалось наше «и» и в каких «i»? Оказывается, «и» с точкой писалась перед гласными буквами и перед полугласной, как тогда говорили, «й». В слове «мир», когда оно обозначало примирение, согласие, писалось «и», а когда слово «мир» означало свет, вселенную — «i» (Mip). Ещё больше труда школьников уходило на заучивание правописания буквы «ять». А ведь в те годы каждый школьник был обязан знать о том, что в приставках, как и в корнях слов, после букв ж, ч, ш, щ, г, к, х — «ять» не пишется, кроме четырёх случаев, а именно, в словах: «некто», «нечто», «некоторый», «несколько». Что с буквой «ять» приставка «не» означала неопределённость, а с «е» — отрицание. Что через «ять» писались слова «гнёзда», «звёзды», «сёдла», «цвёл», «приобрёл», а также имена: Алексей, Сергей, Матвей, Елисей и название месяца — «апрель» и что, наконец, слово «корова» никогда через «ять» не пишется. С тех пор укоренилось в русском языке выражение «корова через ять пишет» для обозначения людей неграмотных. Под бременем лишних, ставших затем ненужными, знаний томилось не одно поколение российских школьников. Конечно, время брало своё, и что-то уходило в прошлое и без проведения реформ. В конце XIX века практически ушли в прошлое буквы «фита» и «ижица», звательный падеж, однако «i», «ять», твёрдый знак в конце слов, заканчивавшихся на согласные, не сдавали своих позиций. В романе «Война и мир» Льва Николаевича Толстого одни твёрдые знаки занимали более семидесяти страниц! Терпеть такое могли не все. И тогда в обществе заговорили о необходимости реформы русского языка. У этой великолепной идеи появились свои противники. Они видели в «фите», «ижице», «яти» и твёрдых знаках на концах слов определённое очарование и даже необходимость. Встречая такие мнения, начинаешь понимать, что человечество если чем-то и интересно, так это прежде всего разнообразием и неожиданностью своих взглядов. В 1904 году один аноним направил на имя великого князя Сергея Александровича письмо, в котором выражал тревогу по поводу готовящейся реформы русского языка. «Академия наук… вздумала обкорнать посредством исправлений правописания русской орфографии вполне сформировавшийся литературный наш русский язык… Узнав из газет, что сия Академия, воспользовавшись тем грустным временем, что все умы обращены на Дальний Восток (шла война с Японией. — Г. А), в одну неделю устроила проект… и теперь готовится объявить всенародно. Вот это-то скоропалительное экстренное решение, повергшее всю нашу народность в неописуемое горе, и заставляет слёзно просить Ваше Императорское Высочество ходатайствовать перед возлюбленным нашим мудрым Императором Царём и Отцом нашим Николаем II Александровичем строжайше запретить навсегда учинять такую горесть народности. Букву „фита“ разве можно выкинуть, как же тогда слово „мефимоны“ [43] С нами (гр.).
писать-то по-ихнему, по-мирскому, или слово „фимиам“ [44] Ладан, сосновые иголки или смола, мирра, можжевельник, сандаловое дерево, лавр, базилик, корица, розмарин и другие благовония, используемые для воскурения в храмах.
, ну а если „i“ выкинуть, то имя Иисус как же писать? Это всё махинации наших подпольных врагов, всё работают, понемногу подкапываются под устои нашей веры Христианской, а наши учёные академики пусть с решением серьёзного дела не спешат… Эти буквы стали у нас как бы догматическими (теперь бы сказали сакральными), а остальные, как „ять“, твёрдый и мягкий знаки, взошли уже и сложились в прелестный литературный русский язык». Противники реформы тогда победили. Однако в 1918 году она всё-таки прошла и буква «ять» перестала существовать, а вместе с ней перестало существовать и всё государство, которое её берегло.
Интервал:
Закладка: