Вирджилио Боккарди - Вивальди

После последнего представления «Армиды» в Сан-Мозе, прошедшего с неизменным успехом, Вивальди спешно отправился в путь с баулом, набитым больше нотами, чем сменной одеждой. Он решительно отказался от приготовленной, как обычно, матерью дорожной корзины с питьём и всякой снедью.

— Даже кофе не успел попить, — вздохнула Камилла, помахав сыну рукой с балкона.

До гондолы с неизменным Меми его провожали отец и Бастази, домашний парень на посылках, взваливший баул себе на плечи. Вивальди торопился, так как уже на следующее утро должна была состояться первая репетиция с оркестром в театре Арчидукале. Он беспокоился, как бы не оказаться в дилижансе с кем-нибудь из знакомых певцов. Это было бы для него невыносимой мукой, так как вне сцены этот народ способен только сплетничать или выклянчивать прибавку к гонорару. После доброй понюшки табаку он занял место в дилижансе и вынул молитвенник из баула, но после Падуи задремал под мерный цокот копыт.

Все домашние с нетерпением ждали вестей из Мантуи. Сестра Дзанетта уже дважды бегала на почту и всякий раз возвращалась ни с чем. Вот и старшая сестра Маргарита отправилась на материк с партией вышивок для заказчика. В Местре она зашла на почтовую станцию и встретила дилижанс, прибывший из Мантуи. Но на её расспросы о премьере «Армиды» никто из пассажиров не мог ничего сказать.

В начале мая пришло долгожданное письмо от Антонио. Оно было коротким. Уже то, что он вспомнил о родных и черкнул пару строк, выглядело чем-то из ряда вон выходящим. Вся семья собралась на кухне, и Изеппо принялся читать вслух. Антонио писал, что ему пришлось в качестве импресарио заниматься подготовкой спектакля. Тут сгодилась помощь некоего Рампони. Сама премьера прошла с ещё большим успехом, чем в Венеции. В конверт была вложена вырезка из мантуанской газеты от 29 апреля: «Опера маэстро дона Вивальди была встречена аплодисментами всего зала за блестящее исполнение, музыку и гармоничное звучание оркестра». В конце письма приписка: «Думаю, что опера будет идти в течение всего мая. Как видите, я оказался прав!»

Во время чтения письма Камилла стояла рядом с младшим сыном, опершись о край стола. Затем она села на стул и взяла в руки письмо, чтобы спокойно перечитать его. Ведь весточка от Антонио такая для неё редкость.

— Старшего сына мы потеряли, — тихо промолвила она. — Кто знает, как ему живётся в этой Мантуе с её болотной сыростью?

Домашние не знали, что Антонио уже покинул Мантую и находился в эти дни во Флоренции, откуда был получен заказ на написание оперы для театра Делле Перголе, который после долгих лет бездействия был отремонтирован и приведён в порядок. Руководство театра приняло решение открыть его для платных представлений, как это давно практиковалось в Венеции.

Для новой оперы Вивальди выбрал либретто тосканца Сальви под названием «Скандербег». Для большей уверенности в успехе начинания он заранее обзавёлся рекомендательным письмом мантуанского наместника Филиппа Дармштадтского к принцессе Анне Марии Луизе де Медичи. В нём давалась восторженная оценка музыки Вивальди. Во Флоренции, к счастью, подвернулся толковый импресарио, которому удалось собрать приличную труппу и хорошо слаженный оркестр. Понадобилась всего одна неделя на репетиции, чтобы премьера состоялась при переполненном зале. Свою роль тут сыграла не только возросшая известность Вивальди, но и пробудившаяся во флорентийцах страсть к театру. После каждой арии, некоторые из которых были вставлены в действие из предыдущих сочинений, зал разражался аплодисментами. В конце спектакля автор был препровождён в ложу принцессы Медичи, которая поздравила его с удачным дебютом на флорентийских подмостках. Последовало приглашение вновь посетить город на Арно. Обласканный и окрылённый успехом Вивальди на следующий день возвратился в Мантую, где в театре Арчидукале его ждала новая постановка.

В отличие от беспечно живущей Мантуи, гордой мощью и богатством своих новых правителей, для Венеции настали мрачные времена. После навязанного ей Пассаровицкого мира, подписанного с турками 21 июля 1718 года, она сохранила за собой лишь несколько прибрежных крепостей в Далмации и остров Китира к югу от Пелопоннеса, лишившись всего остального. Как средиземноморская держава Венеция прекратила своё существование, а ненасытная Австрия продолжала за её счет укреплять позиции и наращивать военную мощь на Адриатике.

В течение веков Венеция была крупнейшим портом Средиземноморья, от которого всецело зависела вся торговля между Востоком и Западом. Теперь её роль свелась к обеспечению только лишь внутренних связей с материком — terraferma. Её экономика приходила в упадок, а унизительный «мирный» договор с турками породил страх и уныние, которые охватили все социальные слои венецианского общества. С каждым днём жизнь дорожала, что не могло не сказаться и на семейном бюджете Вивальди. В лавке на площади Брагора значительно упал спрос на новые парики и модные причёски, резко сократились заказы белошвейкам и вышивальщицам. За любую проделанную работу приходилось долго ждать оплаты. Да и с гонорарами дона Антонио была неясность. Единственно, на что покамест можно было твёрдо рассчитывать, — это жалованье Джован Баттисты за работу в оркестре Сан-Марко.

От Бонавентуры, покинувшего дом семь лет назад, долетали редкие весточки, из которых трудно было что-либо понять. Но недавно пришло короткое письмецо с конкретной просьбой. Он решил жениться далеко от Венеции и нуждался в официальном документе от патриархии, в котором подтверждалось бы, что он не был связан ранее брачными узами. Чтобы выполнить просьбу блудного сына, Джован Баттиста отправился на гондоле в курию на остров Сан-Пьетро в сопровождении двух свидетелей, своих давних друзей-цирюльников, которые должны подтвердить холостяцкое положение Бонавентуры. Узнав о женитьбе сбежавшего сына, Камилла расстроилась, ибо не знала даже имени будущей невестки, а также кто она и как молодожёны собираются устроить совместную жизнь. Но её куда больше беспокоило долгое отсутствие Антонио, оказавшегося в далёком краю под властью грубых, хвастливых и задиристых австрияков. Из короткого письма в апреле она мало что узнала о планах Антонио и потому решила, что муж во что бы то ни стало должен отправиться к сыну в Мантую. Но Джован Баттиста не разделял её опасений.

— Ради всего святого, не спорь со мной, — заявила она. — У него обострилась астма. Ему сейчас худо, и я чувствую это сердцем матери.

Ранним декабрьским утром, когда город оказался подтопленным вследствие обрушившегося на лагуну сирокко, Джован Баттиста по большой воде добрался на лодке до почтовой станции на материке, где едва поспел на дилижанс, отправляющийся в Мантую. Под вечер он уже стучал в дверь театра Арчидукале. Ночной сторож пояснил ему, что Антонио следует искать в меблированных комнатах рядом с рыночной площадью Эрба.