Виктория Ученова - Беседы о журналистике (второе издание)

Но сейчас я завидовал разговорчивому соседу, успевшему сообщить, что он инженер-металлург, что вчера, в субботу, работал, зато впереди у него два выходных.

— Вот кому можно позавидовать — журналистам! — вдруг произнес инженер-металлург. — Верно ведь, не скучная профессия? — обратился он ко мне и, не дождавшись моего ответа, начал говорить о нашей профессии с той компетентностью, которую многим дан фильм „Журналист“: — Сегодня корреспондент на заводе, завтра — в институте, послезавтра — за кулисами театра, потом он встречается с художником, дипломатом, маршалом. Командировки в любой район страны, в горячие точки планеты: Африку, Вьетнам, Женеву, Нью-Йорк!

Но опустим заграницу. Вот, пожалуйста, „Ленинградская правда“ напечатала сегодня репортаж с вертолета, летевшего над городом. Это же впечатление на всю жизнь.

Как тут не позавидовать!»

Да, журналистика — завидная профессия. Но вряд ли правильно видеть в ней только легкие, приятные стороны: интересные встречи и яркие впечатления. Нельзя забывать о сложных, трудных проблемах, стоящих перед работниками печати, об их ежедневной и ежечасной ответственности перед обществом.

— Журналисты говорят: «Газета — это история мира за одни сутки». Не слишком ли самонадеянно?

— Нет. Думаю, афоризм точен. Он просто не всеобъемлющ, как и любой афоризм. На газетных полосах история текущего дня, написанная современниками тотчас по следам событий.

— Но событий безграничное множество. За какими из них пуститься вдогонку?

Совершенно очевидно, что журналист не может полностью «продублировать жизнь», перенести на газетный лист абсолютно все, что захочет. Он обязательно ищет главное. А вот что в его глазах окажется Главным?

В 1932 году в Германии, в накаленной атмосфере противостояния сил прогресса наглеющему фашизму, отважная коммунистка Клара Цеткин получила право открыть заседание рейхстага. Она получила эту возможность на основе конституционной нормы: открытие заседаний — привилегия старейшего депутата. Буржуазные политики не дерзнули на этот раз официально нарушить норму даже под натиском антикоммунистической истерии. Журналисты десятков газет всего мира, аккредитованные в Берлине, репортеры немецких периодических изданий ждали этого события как сенсации. Событие произошло. Однако какие его грани стали известны читателям буржуазных газет?

Часть газет описывала, как выглядела коммунистическая делегатка, как несли ее на носилках к председательскому месту. В других отчетах краски сгущались меньше: изображалось лишь, как доверенные лица под руки подвели старейшину рейхстага к месту выступления. Третья группа репортеров описывала не столько облик Клары Цеткин, сколько сопровождавших ее людей и т. д. Через обилие разнообразных бытовых деталей смаковала буржуазная журналистика эпизод политической жизни Германии. Смаковала, но не раскрывала его существа, не передавала главного.

Живописание второстепенных деталей как раз и заменяло передачу истинного смысла события. Оно как будто было отражено, казалось бы, даже в подробностях. В действительности же было искажено подавляющим большинством буржуазных газет, не передавших главного: содержания речи, произнесенной на открытии рейхстага.

Истинный смысл происшедшего запечатлел для своих читателей советский журналист М. Кольцов. Вот строки его репортажа «Клара открывает рейхстаг».

«Целую неделю ее травили газеты всех без исключения буржуазных партий и направлений. Ей угрожали нарушением неприкосновенности, полицейскими репрессиями, арестом, даже избиением и убийством. Но старая большевичка не испугалась. Собрав остаток своих сил, она прибыла сюда и отсюда, с этого высокого места, возвышает свой голос перед лицом врагов и говорит им боевые слова, слова, призывающие рабочие массы к борьбе против капитализма и его лакеев».

Материал передал читателю главное: классовое, политическое содержание события.

В репортаже М. Кольцова тоже немало места отведено деталям, изображению обстановки. Однако этот отбор подчинен не бесстрастному описательству, а противостоянию классовых сил Германии.

«Вся правая треть депутатских мест заполнена сплошной массой коричневых рубашек. Вся гитлеровская фракция явилась одетой в военную форму штурмовых отрядов… Центр и социал-демократическая фракция пугливо жмутся в своих пиджаках, оттесненные гитлеровской ротой. Это они открыли двери фашизму в этот зал. Открыли, а теперь вынуждены уплотняться на своей уменьшенной площади… Клара призывает к единому антифашистскому фронту. Она поворачивается лицом к застывшей, безмолвной коричневой гитлеровской сотне, и взгляды двух партий, двух классов, двух вражеских лагерей встречаются».

Но, быть может, эпизод с Кларой Цеткин случайность? К тому же произошел он давно — «фильтры» отбора у буржуазных газетчиков могли с тех пор измениться.

Не изменились.

В начале 1977 года весь мир облетела весть о созыве Европейского суда защиты прав человека в Страсбурге.

На закрытых и открытых заседаниях суд рассматривал жалобу правительства Ирландской республики, обвинившего британские власти в широком применении пыток на допросах арестованных в Ольстере. Перед собравшимися прошли страшные свидетельства истязания людей, документы поразительной разоблачающей силы.

Писали ли о суде правые газеты? Да, писали. Но как?

Английская «Гардиан» едва ли не весь материал по итогам заседания посвятила описанию того, как были одеты судьи, за какими столами они сидели, как им удавалось преодолеть языковой барьер. Внешние детали не оставили «места» для изложения существа обвинения и процесса.

Органы западногерманской печати об этом событии просто молчали. Они сочли Страсбургский суд событием не столь важным. Гораздо существенней новая марка пива, которую в те дни усиленно рекламировали аршинные объявления в газетах.

Из французских буржуазных газет лишь «Монд» посвятила 33-строчную заметку открытию процесса, да и то в истолковании английского телеграфного агентства Рейтер. Объективность официального агентства капиталистической страны, против которой начат политический процесс, нетрудно представить…

«Фильтры» газетных страниц неумолимы. Но кто или что маневрирует ими? Быть может, всего лишь то злая, то добрая воля самих впечатлительных журналистов? Сегодня выделил крупным планом одно, завтра — другое?

Да, доля личных пристрастий в этом труде велика, но все же она не главенствует. И «фильтрами», и самими пристрастиями «заведует» классовый интерес. А его представляет, как правило, политическая организация, направление, партия. Контрастные классовые интересы рождают контрастное содержание буржуазной и коммунистической журналистики. За газетной строкой встает мир породивших ее общественных отношений. И содержание этой строки всецело зависит от характера данного общества. Остановить, замолчать, пресечь, отвратить победный шаг социализма — одно стремление. Второе отстоять, расширить, укрепить борьбу за бесклассовое общество свободных, равных, счастливых людей.