Лев Бобров - В поисках чуда (с илл.)

Они раздвинули горизонты нашего познания.

Человек жадно ловит лучи; кропотливо выуживая из бессвязного лепета природы драгоценные крупицы информации. Он изобрел для этого хитроумные ловушки — миниатюрные квантовые усилители и гигантские радиотелескопы, сложные камеры, наполненные туманом, окруженные магнитным полем, и простые фотопластинки, покрытые толстым слоем эмульсии.

Человек сам формирует лучи, превращая их в рабочий инструмент, зондируя ими окружающий мир и переделывая его: Лазеры. Радиолокаторы.

Телевизоры. Электронные микроскопы. Ускорители. Словно искусный подмастерье, умело и расторопно выполняет луч самые разнообразные, самые нелегкие, самые сложные задания своего хозяина-творца — человека…

Кентавры… Мифическим образом диких полулюдей-полуконей воспользовался известный наш физик-теоретик М. А. Марков, чтобы подчеркнуть донельзя странное, непривычное для нашей повседневной интуиции сочетание противоречивых начал, беспрецедентное двуличие, присущее корпускулам-волнам. Дебройлевская концепция универсальной волнообразности давно уже утвердила себя в физике микромира, в описании поведения элементарных частиц. А теперь благодаря работам Прохорова, Басова, Таунса и других ученых квантовые, «корпускулярные» представления пронизывают и радиофизику, которая дольше других наук изъяснялась классической прозой.

Опознав «микрокентавров», изучив их повадки, человек укротил их и запряг цугом. Так появился луч.

У этого луча славное прошлое. Будущее его фантастически прекрасно.

Там, за перевалом, — Кафиристан. Говорят, это край угрюмых людей, вечно враждующих друг с другом, там путники не найдут ни ночлега, ни еды, ни фуража, если вообще останутся живы, — бандитам ничего не стоит вырезать весь отряд…

«Караван передвигается с трудом… Люди и лошади вязнут в снегу; проводники выводят караваны к спуску по приметам, известным им одним…»

Спуск едва ли легче, чем подъем. Лишь бы не пострадали люди! Лишь бы не побились животные, а с ними не погибли записи, коллекции, приборы…

«Если принять во внимание двухдневный утомительный переход по безлюдной местности, потерю подков, израненные ноги лошадей, то из всех пройденных перевалов через Гиндукуш Парун приходится считать наитруднейшим».

В географических справочниках значится: Гиндукуш — горная система в Афганистане, примыкает к Памиру. Перевалы (3500–4500 метров) преодолимы с трудом.

На парунской седловине анероид показывал 4760 метров.

Наконец Парун позади. Но дорожные мытарства продолжаются. «Путь отчаянный, пригодный только для пешего прохода и для коз, — гласят записи „саиба“ — руководителя экспедиции Николая Ивановича Вавилова. — Препятствия на каждом шагу то в виде обрыва, то в виде каменных ступеней больше метра. Проходим через полуразвалившийся мост; первая лошадь проваливается. Строим мост, приносим деревья, камни. Перевьючиваем то и дело лошадей, часть пути вьюки несем на руках».

Дикость и нищету встречают исследователи в кафирских кишлаках. Однако бедняки ни разу не причинили зла посланцам молодого Советского государства, смело общавшимся с крестьянами, не отступавшим даже в тех случаях, когда проводники из местных, напуганные страшными слухами, позорно дезертировали, бросая «саиба» на произвол судьбы.

Наконец беспримерный тридцатитрехдневный рейд Кабул — Кафиристан — Кабул завершен.

Теперь поскорее оправить изрядно потрепанный караван, привести в порядок ботанические коллекции и…

Домой? Нет, дальше на юг! А потом снова на север, но уже к Кушке, откуда начался афганистанский поход, предпринятый Вавиловым и его помощниками — инженером-гидрологом Д. Д. Букиничем и селекционером-растениеводом В. Л. Лебедевым.

Начался он еще летом, 19 июля 1924 года. Тогда и погода и дорога были совсем иными. Пьянящий зной. Раскаленный песок. Пыльные бури. А в вавиловском дневнике значится еще и другое: «В августе и сентябре работу экспедиции тормозили военные события на юге Афганистана. Половина страны охвачена басмачеством». Стихии и люди словно стакнулись, ополчившись против Вавилова и его спутников.

Сколько раз подобные обстоятельства заставили бы отступить любого благоразумного туриста! Но Вавилов не был туристом, как не был он и искателем приключений. Методично, день за днем на протяжении 17 недель (до 1 декабря 1924 года) изучал он 232 земледелие Афганистана, его культурную флору.

Кафиристан — лишь эпизод в этой большой научной разведке; наряду с ним путешественники обследовали еще с десяток обширнейших районов. 4500 километров отмахали они верхом и пешком по горам и долам, по пескам и снегам, в нестерпимую жару и пронизывающий холод; подчас рискуя жизнью, преодолевали они крутые подъемы и головокружительные спуски.

Ради чего?

…В 1921 году Вавилова, профессора Саратовского университета, пригласили возглавить Бюро по прикладной ботанике в Петрограде. Новый заведующий выдвинул дерзкую по замыслу программу глобальной ботанической инспекции. Надо ознакомить нашего селекционера со всем мировым ассортиментом культурных растений. Пусть заменит малоценные сорта высокопродуктивными, пусть выведет сам еще лучшие!

Для многих это «попахивало прожектерством».

Еще не смолкло эхо гражданской войны, кругом разруха, голод, в городе толпами слоняются безработные, снуют спекулянты, на полях не хватает рабочих рук, а тут, видите ли, «туристские прогулки» по Европам за цветочками-листочками. Полноте!

— Чтобы в кратчайшие сроки преодолеть вековую отсталость российского земледелия, пора начинать работу уже сегодня, — доказывал Вавилов.

В царской России, даже в мирное время, даже в обстановке относительного благополучия, хлеборобы и огородники, не знали толком отечественных «зеленых ресурсов», их сортового состава — что уж тут говорить о заграничных! Теперь же, когда земля стала общенациональным достоянием, так дальше продолжаться не может. Аграрная революция немыслима без высокой культуры в семеноводстве, без использования мировых достижений, без энергичной селекционной работы в масштабах всей страны.