Коллектив авторов - Современная космология: философские горизонты

По словам Эддингтона, физик, «пока он мыслит как физик», должен иметь веру в действительный внешний мир. Он верит, например, в то, что атомы и молекулы действительно существует; для него это не только искусственные построения, которые дают возможность легче понять законы химические». Это утверждение «вполне совместимо с философскими суждениями, связанными с понятиями о последней реальности [7] Эддингтон А. Пространство, время и тяготение. Одесса, 1923. С. 181. ». Суть этих сомнений обусловлена у Эддингтона образом сети, которую запускают в океан для ловли рыбы и морских животных. Когда сеть будет поднята наверх, в ней останется только то, что по своим размерам превышает ячейки сети, вся же «мелочь» ускользнет. Так и в познании, настойчиво повторял Эддингтон. Сеть — это наша система физических понятий, которую мы забрасываем в мир. Все, что останется в сети, войдет в наше понимание физической реальности. Остальное (то, что Эддингтон называл «последней реальностью») ускользнет от наблюдателя.

Эддингтон сравнивал физика с Прокрустом, «чьи анатомические исследования роста путешественников выявляют лишь длину постели, на которой он заставлял их спать». «Но все-таки я не думаю, — продолжал Эддингтон, — что мы допускаем непозволительно вольное обращение со Вселенной, хотя и обходимся с ней по-прокрустовски». Рассматривая физическую реальность как «синтез всех возможных физических аспектов природы», Эддингтон считал такой синтез полностью субъективным. Смысл своего высказывания он пояснял следующими словами: «Реальность мы получим только тогда, когда мы скомбинируем проявления, соответствующие всем мыслимым точкам зрения», т. е. необходимо «принимать во внимание всех мыслимых наблюдателей». Если мы отвергнем права внеземных наблюдателей, продолжал Эддингтон, то «мы должны будем стать на сторону инквизиции против Галилея» [8] Эддингтон А. Пространство, время итяготение. Одесса, 1923. С. 181. .

Отсюда Эддингтоном были сделаны противоречивые выводы. С одной стороны, Эддингтон допускал, что «существуют законы, которые, по-видимому, имеют свое местопребывание во внешней природе»“ (главный, если не единственный из них — закон атомистичности). С другой — считал, что материальный мир субъективен (в смысле «селективного субъективизма»): «то, что мы понимаем под Вселенной, является в точности тем, что мы сами вкладываем во Вселенную, чтобы сделать ее понятной» [9] Eddington A. Relativity Theory of Protons and Electrons. Cambridge, 1939. P. 328. . Хотя физика занимает почетное место в системе человеческого знания, «все-таки по отношению к природе вещей это знание — только пустая скорлупа, символическая форма. Это — знание структурной формы, а не знание содержания. Во всем физическом мире разлито неизвестное содержание, которое, несомненно, должно быть сущностью нашего сознания».

Эддингтоновский образ «сети», которая служит средством научного познания, получил большое распространение в философии и эпистемологии науки. Заметим только, что ранее он возник в философских размышлениях H.A. Умова [10] [Умов H.A.] Собрание сочинений профессора Николая Алексеевича Умова. Т. 3. М., 1916. ' Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М., 1998. Jeans J. Physics and Philosophy. Cambridge, 1943. P. 193–194. Jeans J The Mysterious Universe. L., 1937. P. 131–132. , который, однако, не считал эту сеть субъективной. И на самом деле, она создается в процессах диалога человека и природы, причем ячейки ее перестраиваются, когда возникает необходимость захватить в сеть все новые объекты. В качестве ячеек сети можно рассматривать и космический телескоп «Хаббл», и спутники, исследующие, скажем, анизотропию реликтового излучения, и систему фундаментальных физических теорий; их связка оказывается в наши дни несколько «дырявой» и требует «починки», т. е. создания Теории Всего.

Вызывает несогласие и априоризм в той форме, какую ему придал Эддингтон. К. Лоренц, раскрыв природу кантовского априоризма, показал, что наш познавательный аппарат был развит в ходе родовой истории человека. Субъективные структуры познания сформировались в ходе адаптации к внесубъективной действительности. (Можно добавить, что то же касается и архетипов коллективного бессознательного, понятие о которых было введено К.Г. Юнгом). Сущность нашего сознания не оторвана от породившего нас мира и не противопоставлена ему.

Далее, фундаментальные теории физики не являются «обобщением» опытных данных, но, как сказал А. Эйнштейн, они «навеваются» опытом. Они также проверяются опытом, который является критерием выбора между конкурирующими теориями. В современной космологии эта роль опыта более чем заметна. Эддингтон считал образцом воплощения своих эпистемологических принципов «фундаментальную теорию», объединяющую микро- и мегамиры. Но она не вызвала отклика в научном сообществе и не привела к эвристически ценным результатам, что не свидетельствует об эффективности эддингтоновского пренебрежения к опыту в решении проблем фундаментального знания. Нельзя согласиться и с тем, что мы познаем лишь структурную форму вещей, которая соотносительна с углублением научного знания.

Многие исследователи Вселенной при обсуждении проблемы «теории и реальности» ссылались преимущественно на философию Платона, среди них Дж. Джинс и Р. Пенроуз.

Джинс разработал концепцию ментализма, пронизанную платоновскими идеями. Он следует Платону во многих своих эпистемологических суждениях, в том числе и в понимании физической реальности. Джинс считал, что материальный мир — это, скорее, не реальность, а видимость и ссылался на принадлежащее Платону сравнение мира с пещерой, в которой мы являемся узниками. Огонь, горящий в пещере, отбрасывает на ее стены тени людей и находящихся позади них предметов. Тени — это все, что узники могут наблюдать, и они неизбежно принимают их за нечто реальное. Но о предметах, порождающих эти тени, узники не имеют никакого представления. Джинс стремился связать этот образ платоновской пещеры с неклассической физикой и космологией. «Стены пещеры, в которой мы заключены, есть пространство и время, тени реальности, которые мы видим спроектированными солнечным светом извне, есть элементарные частицы, которые мы видим движущимися на фоне пространства и времени, тогда как реальность вне пещеры, порождающая эти тени, находится вне пространства и времени». Таким образом, подлинная реальность, порождающая физические явления, имеет трансцендентную природу, а физическая реальность (мир явлений) образует лишь «сечение мира реальности». Вселенная, по Джинсу, создана сверхсуществом с математическим умом, представляя собой мысль этого сверхсущества. Материя ментальна по своей природе. В этом контексте Джинса живо интересовала проблема, которую Ю. Вигнер десятилетия спустя обозначил словами «непостижимая эффективность математики»: каким образом Вселенная с «ошеломляющей точностью» вписывается в математическую рамку, сконструированную задолго до появления неклассической космологии? Ответ Джинса: общая ментальная природа Вселенной, созданной «Великим Архитектором» и сознания наблюдателя. Но Вселенная, по словам Джинса, проявляется в смысле, отличном от кантовского, т. к. математика входит во Вселенную не снизу, а сверху». Этим утверждением Джинс, как неоплатоник, противопоставляет себя Эддингтону, как неокантианцу. Но эпистемологическая позиция Джинса противоречива. С одной стороны, он негативно относился к селективному субъективизму Эддингтона. У него «вызывало возмущение», что после того, как априоризм был дискредитирован в философии, Эддингтон пытается возродить его в физике и космологии. Эпистемология Эддингтона — «всего лишь ментальный осадок, оставшийся после действительного восприятия мира». С другой стороны, Джинс утверждал, что достоверного знания о Вселенной мы достигнуть не можем. Чаще всего мы «упорядочиваем наши дела в свете вероятностей. Нет причин, по которым мы не должны делать то же самое в наших попытках понять Вселенную» [11] Там же. C.181. . Это рецепция Джинсом философских уроков квантовой физики, имеющая мало общего с Платоном. А вот эпистемологическое осмысление в контексте платоновских идей теории относительности. Тени на стенах пещеры — не что иное, как двумерные проекции трехмерной реальности. Космологические же феномены, считал Джинс, представляют собой четырехмерные проекции многомерной «последней реальности». Тем самым Джинс как бы предвосхитил современные представления о пространствах многих измерений.