Александр Зимин - Слово о полку Игореве

Княгини же Овдотиа и княгини Володимерова и иных православныхъ князей княгине со воеводскими женами ту стояще, проводы дѣют во слезах, во восклицании сердцемъ, не могуще слова рещи и отдали вел(икому) князю конечное цѣлование. И прочая княгині и боярині со//своими князми и бояры тако ж цѣлование отдают, возворотишася со великою княгинею. Князь же великий мало удержався от слезь, не дав ся прослезити народа ради. А сердцем слезяше, но гѣшаше свою великую княгиню, и рече: «Жено, аше Богъ по нас, то кто на ны!».

Князь же великий[Е, Я на поле Князь великий на войну выѣхал з Москвы града.] взыиде на избранный свой конь, и вси князі и воеводы сѣдоша на конѣ. Солнце ему ясно на востоцѣ сияетъ, путь ему поведает. Уже тогда, якъ соколы от златых колодицъ оторвахуся из красного града Москвы. А князі бѣлозорстии особъ своим полком выехали. Урядно бо бѣ видѣти войско ихъ.

Княз же великий отпусти брата своего на Брашево дорогою, а сам поиде, вел(икий) к(ня)зь, на Котелъ. Спереди же ему солнце удоб грѣет, а по нем кроткий вѣтрецъ вѣеть. Сего ради и разлучися з братом своим, яко не вміститися дорогами.

Княгини же Овдотия и з своею снохою и з воеводскими женами взыиде в златоверхий свой терем и в набережной, сяде на [Доб. по Я, У. Е нет.] урондицѣ под стекольчатыми [Испр. по У. Е, Я котел четырми.] окны. Уже конечное зрѣние зритъ на великого князя, слезы проливающи, аки быстрину рѣчную. С печалию великою и шибетъ руцѣ свои к персемъ своим, пригнула и рече: «Господи Боже мой, призри на мое смирение, сподоби мя, видѣти еще господина моего славного в полцех вел(икого) князя Димитрия Ивановича. И дай же ему помощъ от крѣпкия руки твоея побѣдити противныя ему. И не сотворити, яже за мало лѣт брань была на Колкахъ християном со еллины. От такоя, Господи, спаси и помилуй. Не дай же, Господи, еще оставитися християнству, да славится имя твое святое. От толикия бѣды Руския земля унылая и не имам же ни на кого надежи, // л. 299, об. толико на всевидящаго Бога. Азъ же имѣю двѣ отрасли малѣ, Василия и Юрия. А егда поразит ихъ солнце со юга и ветры повеют противу запада, обоего не могу терпѣти. Аз же когда что сотворю? Но возврати, Господи, отца поздорову, то и земля [Испр. по У, Е. Я землѣ.] их спасется, а они царствуют во вѣки». Князь же великий поиде, поем со собою десеть мужей сурожанъ, видения ради: аще что случится, имут тыи повѣдати в далнѣх землях, яко исходници суще: Василия Капицю, Сидора Олфириева ,[Испр. по Я. Е Офириева. У Алферева.] Козму Ховру, Костантина, Семена Онтонова, Михаила Саларева ,[Испр. по Т. Е, Я Сараева. У Салалаева.] Тимофея Весикова, Дмитрия Чорного, Дементия Со- лорова, Ивани Шиха.

И подвигнеся князь вел(икий) по велицей широцей дорозѣ, а по нем сынове русские спѣшнѣ грядут, яко медовныя чашѣ пити и стеблия виннаго ясти, хотят собѣ чести добыти и славного имени. Стукъ стучит, громъ [Испр. по Я, У. Е грум.] гримит по ранной зорѣ, а к(ня)зь Володимеръ Андреевич Москву-рѣку перевозится на Красном перевозѣ в Боровицѣ.

Князь великий прииде в суботу на Коломну, [Испр. по У. Е, Я Колумне.] на память с(вятаго) отца Моисия Мурина. Ту ты ж быша мнозѣ воеводы и ратници, стрѣтаху его на рѣцѣ на Сѣверскии.[Е, Я па поле Сѣвер рѣка.] Архиепископъ же стрѣте у воротѣхъ градныхъ з живоносными кресты и со крылосы и осѣни крестомъ и молитву сотвори: «Спаси, Боже, люди своя»[Я далее и благословы достояние свое.] и прочее. Наутрие же к(ня)зь вел(икий) повелъ всѣм воеводам выехати к Дѣвичу на поле.[Е, Я па поле Дѣвич(е) поле.] Во святую же нед(ѣлю) по заутрнии и начаша мнозѣх трубы гласити, и арганы многих бити, и стязи ревуть наволочаны у сада Памфилова.

Сынове рустие наступиша великие поля коломенстии, яко невместно [Испр. по Т. Е, Я не вѣстно. У не есть.] бѣ презрѣти очима рати вел(икого) князя. Княз же великий, выеха з братом своим Володимером[Е, Я па поле к(нязь) вел(икий) полки розноряживаетъ.] видѣти множество // л.300 много людии и возрадовашася и уряди кое- муждо полку воеводу. Себѣ же приемъ в полкъ бѣлоозерскиѣ князе, праву себѣ руку уряди брата своего князя Володимера и да ему в полк ярославские князѣ, а лѣву собѣ руку сотвори князя Глѣба Бранского, передовый же полкъ — Дмитрий Всеволож, коломенского полку — Микула Василиевич. Володимерский же воевода, юриевский Тимофей Валуевичь, костромский же воевода Иванъ Радивонович Квашня, [Испр. по У. Е Кууашия, Я Кувашия] переславский же воевода Андрей Серкизович. А у князя Володимера воеводы: Данило Велевут, Костантинъ Кононович, княз же Феодоръ Елецкий, и к(ня)зь Юрий Мещерской, к(ня)зь Андрей Муромский.

Князь великий, урядив полки и поводе [Испр. по Я, У. Е каза. Е, Я па поле Ока рѣка.] имъ Оку реку перевозитися и запо- вѣда комуждо полку: «Аще кто идет по Рязанской земли, никому же не коснѣтеся ни единому власу!». И взем благословение от архиепископа коломенского, самъ князь перевезеся Оку рѣку. И отпусти в поле трою сторожю, избранных вѣтязь, яко да купно видятся со сторожи татарскими: Семена Мелика, Игнатия Крѣня, Фому Тину, Петра Горецкаго ,[Испр. по У. Е, Я Юрского.] Карпа Олексина, Петрушю Чирикова и иных много вѣдомцов.

Рече же к(ня)зь вел(икий) брату своему князю Володимеру: «Поспѣшим, брате, противу безбожных печенѣгъ, и утолим лица своя от безстудия их. Аще смерть приключится намъ, то не просто, ни без ума намъ си смерть», идый же путем своим, призывая сродников своих, святых мученикъ Бориса и Глѣба.

Слышав же то Олегъ Резанский, яко великий князь Московский совокупися со многими силами и грядет во стрѣтение безбожному царю Мамаю, наипаче же вооружився твердо [Испр. по Я. Е крѣпко. У твердою.] своею вѣрою, иже к Богу о всѣх за вся имѣя упование ко Вседержителю. Олегъ Резанский нача блюстися и с мѣста на мѣсто // л.300, об., преходити со единомыслными своими, глагола [Испр. по У. Е, Я по.]: «Аще бы послати мощно вѣстникъ многоразумному Олкгерду противу такового приключения, како имет мыслити, но застали нам путь. Но по преднему чая ихъ, яко не подобаетъ рускому князю против восточного стати царя. Не убо, что разумах? Откуду убо ему прииде помоч, яко противу трех нас вооружився?».

И рекоша ему бояре: «Намъ, княже, за осмъ дний повѣдели, мы же ся устыдѣли тебѣ повидѣти: какъ в отчизнѣ его есть калугеръ, Сергий именем, той велми прозорливъ. Той паче вооруживъ его и от своих калугеръ дав ему пособники тыи». Слышавъ то Олегъ от бояръ своих[Е, Я на поле Олегъ окаевает себе здрайца.]: «Почто ми не поведали преж сего? То бых шелъ, умолил нечестиваго царя, да ничто же зло сотворилося. Горе мнѣ, яко погубих си мудрость и ум, но и паче азъ единъ оскудѣх умом, но и паче мене разумѣлъ Олгерд Литовский князь и оного[Испр. по У. Е, Я оного и.] мене возыщет Богъ, онъ бо законъ Гугнивого Петра разумѣ. Но что поползохся аз? Того ради о мнѣ рече: „Аще бы рабъ вѣдалъ закон господина своего, абие много будет бить“. Нынѣ убо что сотворю и къ которому разумению моему дамся? Аще убо великому князю поработати — вѣсть бо отнюдь измѣну мою, — то не приимет мене. Аще приложуся к нечестивому Мамаю, то поистиннѣ, яко древний гонитель на Христову веру, яко новаго Святополка земля мя пожрет, не только княжения лишуся, но и живота гонзнуся. Аще ли Господь по них, никтоже на ных. Еще молитва о нем всегда прозорливаго онаго мниха. Аще ли ни едино мощи не сотворю, то во прокъ како могутъ от обоих прострѣти? Кому Господь поможет, тому и присягну».