Александр Зимин - Слово о полку Игореве

Недавно Д. С. Лихачев попытался доказать невозможность вторичности Слова по сравнению с Задонщиной, исходя из поэтики подражания.[Лихачев. 1) Черты подражательности «Задонщины» С. 84—107; 2) Поэтика. С. 191–211.] Проследим за его аргументацией. Д. С. Лихачев обращает внимание «на стилистическую разнослойность „Задонщины“. Три стилистических слоя могут быть легко обнаружены во всех ее списках: слой, восходящий к „Слову о полку Игореве“, слой, ясно обнаруживающий свое происхождение из деловой прозы, и слой, связанный с народно-поэтической стилистикой».[Лихачев. 1) Когда было написано «Слово»? С. 144; 2) Черты подражательности «Задонщины». C. 87.]

Прежде всего Д. С. Лихачев применяет два приема исследования, сводящие к нулю доказательность его выводов. Во-первых, он уже заранее разделяет в Задонщине стилистический пласт, близкий к Слову о полку Игореве, и народнопоэтический, не доказывая, что они чем-то отличаются друг от друга по самому своему существу. Однако элементы народно-поэтической стилистики в Слове очень сильны.[Подробнее об этом см. в главе IV.] И как раз многие пассажи Слова, имеющие соответствие в Задонщине, проникнуты фольклорной поэтикой. Д. С. Лихачев отличает первый стилистический слой Задонщины от третьего по чисто формальному признаку: первый состоит из известий, имеющихся в Слове, второй — из тех, которых в Слове нет. Но пока не доказано, что автор Задонщины использовал текст Слова, нельзя одни отражения фольклорной поэтики Задонщины возводить к самому народному творчеству, другие — к Слову. Но если Д. С. Лихачев заранее берет как само собою разумеющуюся посылку, которую требуется доказать, то перед нами обычная логическая ошибка (petito principi), делающая научно несостоятельным все дальнейшее изложение.

Возражая против приведенного выше положения, Р. П. Дмитриева, Л. А. Дмитриев и О. В. Творогов считают, что Д. С. Лихачев был вправе выделить в Задонщине особый «фольклорный слой» (отличный от Слова) на том основании, что «большая часть словосочетаний этого типа характерна для исторических песен, возникших не ранее XIII–XIV веков».[Дмитриева, Дмитриев, Творогов. По поводу. С. 116.] Далее ими приведено 9 примеров. Два из них прямо называют город Москву, и их отсутствие в Слове естественно. «Шевковые опутины» в трансформированном виде («железные путины») в Слове есть. «Белыя руцы» — индивидуальное чтение списка С, которое, на наш взгляд, отсутствовало в списке Задонщины, находившемся у автора Слова. Выражение «зимы зимовати» — индивидуальное чтение списка У, отсутствующее в других текстах Задонщины. «Добрый конь» также есть только в С (в отличие от «борз конь» И1, «борзи кони» У). Остаются три примера: «стук стучит», «гром гремит» и «мечи булатные». Во всяком случае существование первых двух в фольклоре XI–XII вв. не менее возможно, чем в более позднее время. Отсутствие их в Слове не может быть объяснено тем, что они возникли только в XIII–XIV вв. Итак, Р. П. Дмитриева, Л. А. Дмитриев и О. В. Творогов не доказали наличия в Задонщине особого фольклорного слоя, отличного от того, который мы находим в Слове.

Во-вторых, Д. С. Лихачев говорит о всех списках Задонщины, а по существу сравнивает Слово не со всеми, а с отрывками из списков, какие он находит нужным привлекать. Так, обращение к соловью он дает по одному списку И1, плач коломенских жен и рассказ о сборах русских князей — по одному списку У («так, например, в списке Ундольского»), о «клегчущих» орлах — по одному списку IC-

B. Выборочный метод обращения к текстам совершенно недопустим. Только выяснив, каков состав первоначальной Задонщины и какова дальнейшая история ее текста, можно говорить о ее подражании Слову или о влиянии на Игореву песнь.

К сожалению, от исторического подхода к тексту Задонщины Д. С. Лихачев фактически отказался.

Вернемся, однако, к дальнейшему ходу мысли Д. С. Лихачева. Он пишет, что «своеобразная делопроизводственная конкретизация вторгается в поэтический стиль» списков Задонщины.[Лихачев. 1) Когда было написано «Слово»? С. 144; 2) Черты подражательности «Задонщины». С. 87.] Примером этому служит фраза «от Калагъские рати до Мамаева побоища лет 160». Д. С. Лихачев прав, когда речь идет о списках Пространной Задонщины. Но в К-Б «делопроизводственных» слов «лет 160» нет, а этого Д. С. Лихачев даже не упомянул. Нет в К-Б и хронологизирующего уточнения «на воскресениа, на Акима и Аннин день», которое встречается только в списках И1, И2, У, С. Когда Д. С. Лихачев приводит пример «летописной конкретизации», опираясь на текст о 70 боярах и 300 000 кованой рати, он опять ссылается на списки С и У — ведь в К-Б его нет. Таким образом, самая суть вопроса заключается в том, что в Краткой Задонщине нет явственных следов «делопроизводственного стиля».[Примеры этого стиля в К-Б, приведенные Д. С. Лихачевым (см.: Лихачев. Черты подражательности «Задонщины». С. 89), совершенно недостаточны. Слова «тако рече» вряд ли следует считать специфически «канцелярскими». Фраза «от тоя рати» просто деформирована в списке. Уточнение даты Куликовского боя («семтября 8…») представляет собою, как это показано выше, особенность самого списка К-Б, а не Краткой Задонщины. Актовая формула «се аз» в К-Б — описка составителя списка. Остается лишь перечень погибших воевод, который для Песни-плача отнюдь не инородное тело.] Этот памятник стилистически однороден. «Чиновничьи уточнения» в Пространной Задонщине — инородное тело, но по сравнению с Краткой, а не со Словом. Они появились под влиянием Сказания о Мамаевом побоище, Никоновской летописи и отчасти творческой манеры составителя этого памятника.

Если бы, продолжает Д. С. Лихачев, Слово происходило бы от Задонщины, то «автор „Слова“ должен был бы сделать выборку только одного стиля из всего произведения и начисто очистить его от всех „деловых“ элементов».[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 145. См. также: Дмитриева, Дмитриев, Творогов. По поводу. С. 117.] Судя по контексту, это представляется Д. С. Лихачеву невозможным. Но почему же? В Пространной Задонщине действительно устно-поэтические мотивы, тонко сплетенные с книжными еще в ее кратком прототипе, дополнены «делопроизводственно-церковными мотивами», приближающими ее текст к конкретной обстановке Куликовской битвы. Создавая произведение на другую тему, автор Слова, конечно, брал из своего источника лишь поэтические места, оставляя в стороне конкретно-исторические. Проникли ли в Слово элементы делового языка? Конечно. Вспомним хотя бы плач Ярославны с совершенно неожиданным, деловым «а ркучи», которое восходит к Задонщине.

Далее, Д. С. Лихачев находит, что Задонщина «однообразно повторяет одни и те же стилистические формулы, близкие к „Слову“. Это типичный результат посредственного подражания».[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 145.] Верно ли это утверждение? Отчасти. Точнее, с тремя оговорками: не просто Задонщина, а Пространная Задонщина, не формулы Слова, а формулы Краткой Задонщины, наконец, дублирующиеся формулы могут свидетельствовать о близости памятника к фольклору, а не о плохом подражании. Повторяемость одних и тех же стилистических оборотов — характерная черта эпоса.